Евгений Чазов: Любовь Брежнева к наградам началась с золотого перстня
Содержание:
- Спас Андропова от инвалидности
- "Запрещали говорить правду о мозге Ленина"
- "Мне идет?"
- Роковая подруга
- Плавать до последнего
Спас Андропова от инвалидности
Летом 1966 года, за несколько месяцев до моего назначения (руководителем 4-го Главного управления при Министерстве здравоохранения СССР, называвшегося в народе Кремлевской больницей. - Ред.), мне вместе с академиком Е. В. Тареевым пришлось консультировать
Ю. В. Андропова в сложной для него ситуации. К слову сказать, уровень врачей управления в тот период был крайне низок. Мой учитель
А. Л. Мясников, который терпеть не мог это управление и не любил там консультировать (может быть, из-за воспоминаний о последних днях Сталина, в лечении которого он участвовал), с ехидцей говаривал: "Там полы паркетные, а врачи анкетные". Он намекал, что при приеме на работу отдавалось предпочтение не квалификации, а показной верности идеалам партии... Тамошние врачи и консультанты, не разобравшись в характере заболевания, решили, что Андропов страдает тяжелой гипертонической болезнью, осложненной острым инфарктом миокарда, и поставили вопрос о его переходе на инвалидность. Решалась судьба политической карьеры Андропова, а стало быть, и его жизни. Мы с Тареевым, учитывая, что Андропов длительное время страдал от болезни почек, решили, что в данном случае речь идет о повышенной продукции гормона альдостерона (альдостеронизме). Это расстройство тогда было мало известно советским врачам. Исследование этого гормона в то время проводилось только в институте, которым я руководил. В результате лечения не только улучшилось самочувствие Андропова, но и полностью был снят вопрос об инвалидности, и он вновь вернулся на работу.
"Запрещали говорить правду о мозге Ленина"
...Из каких-то источников Суслов узнал, что будто бы некоторые антисоветские круги за рубежом хотят организовать провокацию путем публикации фальшивки, доказывающей, что
В. И. Ленин страдал сифилисом и что это явилось причиной его ранней инвалидности и смерти. Только присущей Суслову перестраховкой можно объяснить его просьбу ко мне - вместе с ведущими учеными страны подготовить и опубликовать материалы об истинных причинах болезни и смерти Ленина.
Оказалось, что после 1924 года, года смерти Ленина, никто не интересовался подобными материалами. Меня не покидало ощущение заброшенности Ленина в последний период его жизни. Полный инвалид, потерявший речь, не способный жить без посторонней помощи, с часто меняющимся настроением вплоть до рыданий, он, конечно, по-человечески был труден для окружающих. Я представлял, сколько выдержала Крупская в этот период...
У нас не оказалось проблем с установлением причин болезни и смерти Ленина. Все единодушно подтвердили диагноз, установленный в 20-х годах, - атеросклероз сонных артерий, явившийся причиной повторных инсультов. С позиции данных, которые в это время были получены у нас в Кардиологическом центре, относительно ранний характер поражения сонной артерии мы связали со сдавливанием этого сосуда гематомой, образовавшейся после ранения (во время покушения на Ленина Каплан), которую вовремя не удалили. Никаких указаний на возможное наличие сифилитических изменений в сосудах и мозге не было. Изумляло другое - обширность поражений мозговой ткани при относительно сохранившихся интеллекте, самокритике и мышлении. Мы высказали предположение, что возможности творческой работы Ленина после перенесенного инсульта были связаны с большими компенсаторными свойствами его мозга. Однако именно последнее предположение не только задержало публикацию интересного, даже с медицинской точки зрения, материала, но и вызвало своеобразную реакцию Суслова. Ознакомившись с заключением, он сказал: "Вы утверждаете, что последние работы Ленина были созданы им с тяжело разрушенным мозгом. Но ведь этого не может быть. Не вызовет ли это ненужных разговоров и дискуссий?" Мои возражения и доказательства колоссальных возможностей мозговой ткани он просто не принял и приказал подальше упрятать наше заключение...
Если бы в конце 60-х годов мне сказали, что Брежнев будет упиваться славой и вешать на грудь одну за другой медали Героя и другие знаки отличия, что у него появится дух стяжательства, слабость к подаркам и особенно к красивым ювелирным изделиям, я бы ни за что не поверил... Как ни странно, но я ощутил эти изменения, казалось бы, с мелочи. Однажды, когда внешне все как будто бы оставалось по-старому, у него на руке появилось массивное золотое кольцо с печаткой. Любуясь им, он сказал: "Правда, красивое кольцо и мне идет?" Я удивился - Брежнев и любовь к золотым кольцам! Посмотрев на меня почти с сожалением, что я такой недалекий, он ответил, что ничего я не понимаю и все его товарищи сказали, что кольцо очень здорово смотрится и что надо его носить. Пусть это будет его талисманом.
...Визит в США 1973 года ассоциируется с первыми тяжелыми переживаниями, связанными с состоянием здоровья Брежнева. Дело в том, что ко времени визита в США развитие атеросклероза мозговых сосудов начало сказываться на состоянии его нервной системы...
Мне казалось, что, вернувшись домой, отдохнув и придя в себя, Брежнев вновь обретет привычную активность и работоспособность. Однако этого не произошло. Помогли "сердобольные" друзья, каждый из которых предлагал свой рецепт лечения. И роковая для Брежнева встреча с медсестрой Н. (Ниной Коровяковой. - Ред.).
Ее близость к Брежневу принесла ей немало льгот - трехкомнатную квартиру в одном из домов ЦК КПСС, материальное благополучие, быстрый взлет от капитана до генерала ее недалекого во всех отношениях мужа. К сожалению, я слишком поздно узнал всю пагубность ее влияния на Брежнева.
Реально оценивая складывающуюся ситуацию, я стал искать союзников в борьбе за здоровье Брежнева. Прежде всего решил обратиться к жене Брежнева, Виктории Петровне... Она совершенно спокойно прореагировала и на мое замечание о пагубном влиянии медсестры на Брежнева, и на мое предупреждение о начавшихся изменениях в функции центральной нервной системы, которые могут постепенно привести к деградации личности. В двух словах ответ можно сформулировать так: "Вы - врачи, вы и занимайтесь проблемами, а я портить отношения с мужем не хочу".
...По мере того как Л. И. Брежнев дряхлел и у него усугублялся склероз, все более четко обозначались две его навязчивые идеи - несмотря ни на что, он должен плавать в море и охотиться. Видимо, этим он хотел доказать окружающим, а возможно, прежде всего самому себе, что еще сохранил свою активность и форму, которой всегда гордился.
СПРАВКА "КП"
Евгений Иванович ЧАЗОВ - советский кардиолог, 87 лет, лечащий врач нескольких руководителей СССР, а также ученый и автор более 450 научных трудов.
БЫЛО ДЕЛО
Невменяемым садился за руль
"Ты зря нападаешь на Нину (Коровякову, медсестру. - Ред.). Она мне помогает и, как говорит, ничего лишнего не дает", - сказал мне Брежнев. Насколько я помню, это была наша последняя обстоятельная и разумная беседа, в которой Брежнев мог критически оценивать и свое состояние, и ситуацию вокруг него.
...Брежнев перестал обращать внимание на наши рекомендации, не стесняясь, под любым предлогом стал принимать сильнодействующие успокаивающие средства, которыми его снабжала Н. (медсестра Коровякова. - Ред.) и некоторые его друзья. Периодически, еще сознавая, что сам губит себя, он соглашался на госпитализацию в больницу или санаторий "Барвиха", но, выйдя из тяжелого состояния, тут же "убегал" чаще всего в свое любимое Завидово. Самыми страшными для всех нас, особенно для охраны, были моменты, когда, отправляясь в Завидово, он сам садился за руль автомашины. С военных лет Брежнев неплохо водил машину и любил быструю езду. Однако болезнь, мышечная слабость, астения привели к тому, что он уже не мог справляться с авто, как это было раньше, что было причиной нескольких автомобильных инцидентов. Особенно опасны были такие вояжи в Крыму по горным дорогам. Однажды машина, которую он вел, чуть не свалилась с обрыва.
