Представляем 20-й том. Марк Твен: «История с привидением. Избранное»
- Не знаю, каким речным лоцманом был юный Сэмюэль Клеменс (говорят, неплохим), но для меня, мальчишки, писатель Марк Твен (о том, что это всего лишь псевдоним, я узнал гораздо позже) стал настоящим Колумбом в литературе.
Он ворвался в мою жизнь столь же стремительно, как и Том Сойер, резво штамповавший свои проказы. Открытый Твеном мир манил и увлекал. И оттащить меня от приключений мальчика из городка Сент-Питерсберг после этого можно было разве что за уши. Лишь отсутствие каких-либо пещер вблизи того места, где я проводил летние каникулы, остановило меня и приятелей от поисков клада, подобно Тому и Геку.
Потом я сразу же «проглотил» остального Твена: «Принц и нищий», «Гекльберри Финн» (немного, возможно, сумеречный после светлого и лучезарного «Тома»), «Янки из Коннектикута при дворе короля Артура» (написанные в пику рыцарским романам Вальтера Скотта), «Жизнь на Миссисипи» - самый, пожалуй, личинный роман Твена. Я хохотал до слез над рассказом «Как я редактировал сельскохозяйственную газету», не подозревая, что когда-нибудь и сам стану журналистом.
Я, и повзрослев, продолжал обожать его. За беспечный смех и блеск сарказма. За абсолютную свободу от всех предрассудков и догм. И еще за то, что он в своих книгах всякий раз умел быть новым и разным: не просто сатириком и пересмешником, но и философом, немного грустным и трагическим - особенно в последние годы перед смертью. Таким, как герой вошедшей в этот сборник повести «Три тысячи лет среди микробов», не утерявшей своей актуальности и сто лет спустя. Это удивительная фантасмагория: история человека, волею судьбы превратившегося в холерного микроба и оказавшегося на теле старого бродяги. Он открывает для себя целую цивилизацию, мало чем в принципе отличающуюся от земной.
«По неведомым причинам я был подготовлен к новому существованию - я сразу же прижился в новой среде, во мне заговорили инстинкты холерного микроба - его восприятие жизни, взгляды, идеалы, стремления, тщеславие, привязанности. Я так ревностно и страстно исповедовал идеи микробохолеризма, что превзошел в этом самих микробов холеры…» Вам это ничего не напоминает?
При жизни Марк Твен публиковался достаточно много, но еще больше «писал в стол», особенно в последние года. Этих «неопубликованных» трудов хватило бы, пожалуй, на еще одно собрание сочинений.
Говорят, что писатель не хотел расстраивать свою набожную супругу Оливию критикой христианства. Он настолько любил ее, что, будучи воинствующим атеистом, даже молился перед едой по ее просьбе.
Те же «Письма с Земли» увидели свет лишь в 1962 году, спустя полвека после смерти Твена (кстати, в СССР они вышли почти сразу за американским изданием). Дочь писателя Клара, столь же набожная, как и ее мать, поначалу пришла в ужас, когда ознакомилась с «Письмами», в которых отец с присущим ему остроумием раскритиковал религиозную мораль, и лишь после долгих уговоров дала добро на их публикацию.
Великий мастер афоризмов, Твен и в одной из последних своих работ не изменил себе: «Непристойность, вульгарность и бесстыдство имеют отношение только к человеку; он придумал их…
Ни один зверь никогда не совершит жесткого поступка. Это прерогатива тех, кто наделен нравственным чувством. Когда зверь причиняет кому-то боль, он делает это без умысла, он не творит зла, для него зла не существует. Он никогда не причинит боли, чтобы получить от этого удовольствие, так поступает только человек…»
