Александр МЕШКОВ: Как я расшифровывал код да Винчи
Начало читайте здесь>
Окончание читайте здесь>
Владельцы галерей тоже мягко отказывают Александру в том, чтобы взять его картины на комиссию. И даже на Монмартре картины Александра не вызвали культурологического шока. Вот дьявольщина! Но отважный продавец картин не опускает рук!
МОИ КОЛЛЕГИ С МОНМАРТРА
Неподалеку от меня стоит со своими картинами художник Ашраф из Египта. Он давно здесь стоит: тридцать лет уже. Последний раз был на родине в 1994 году. Я был там недавно, поэтому он с повышенным интересом слушал мои рассказы. Сегодня у него тоже непруха.
- Хорошо сегодня тому художнику, кто молод, - смеется Ашраф. - Я, когда был молодой, часто бесплатно работал, просто потому что любил искусство. Продам пару картин и гуляю в барах до утра. А утром снова работать до пота! И так 30 лет! А сейчас деньги нужны, сына учить надо...
Казалось, что только одни лишь портретисты в этот день гребли валюту. Все туристы почему-то хотели видеть нарисованными только себя. Эгоисты! Портретист Мишель Кристоф здесь, на Пляс дю Тертр, работает с детства. Он развеял мои заблуждения.
- Время художников кончилось с наступлением кризиса, - говорит Мишель с тоской, скрываемой за улыбкой. - Никто ничего не покупает. Раньше я за день мог три портрета продать, а то и пять. По стольнику уходили. Я не успевал писать! А у тебя картины замысловатые, с загадкой. Здесь их не продашь!
Но меня трудно сломать. Я стал ходить по рынку и, завидев трезвого и приличного покупателя, стремглав бросался к нему.
- Месье! Купите эту чудесную картину! Всего за сто евро! - настойчиво предлагал я себя. - После моей смерти они будут стоить миллионы! Вы будете купаться в роскоши! Вспомните Модильяни! Его тоже при жизни не покупали! - уверял я потенциальных покупателей. Но глухи были их черствые, словно подметка армейского сапога, сердца.
НОЧНАЯ ЖИЗНЬ ПАРИЖА
По ночам мои соседи, четверо англичан, устраивали пьяные дебоши, мистерии, оргии, развенчивая миф о своей чопорности. Ровно в 2 часа ночи, когда порядочные русские художники уже спят, они начинали хором петь застольные песни, плясать ирландский риверданс, бить посуду и друг друга. А говорят, русские за рубежом себя скверно ведут! Да я ни разу за все время в Париже не спел хором, не говоря уж о ривердансе! Однажды, устав от бессонницы и коммерческих неурядиц, я решил с головой окунуться в светскую жизнь и отправился в «Мулен Руж» - посмотреть на голых тетенек. (Я где-то слыхал, что там голые тетеньки пляшут канкан.) Я вообще жутко люблю светскую жизнь за это.
ЧИСТЫЕ ТАНЦЫ
Ну, вот я, простой провинциальный цыганенок, и в «Мулен Руж»! Окунуться с головой в светскую жизнь стоит 100 евро. Это дешевый вариант. А по полной, с фуа-гра и лобстером, до 180. Конечно, не всякий художник сможет туда окунуться.
На озаренную мириадами разноцветных огней площадку выскочили девчата в шикарных прозрачных ризах, топлес, разных мастей, обнаженной статью своей вызвавшие шквал аплодисментов старичков. Да как начали они лихо отплясывать канкан, очей не оторвать! Жаль, фотографировать нельзя, а то ведь они испугаются вспышки и упадут во время исполнения антраша. Потом выходили фокусник, жонглер, акробаты. В общем, это был цирк с эротикой, шампанским, устрицами, лягушками, танцами, с персями, чреслами, чревами, лонами и стегнами - вот что такое «Мулен Руж».
ЗАГАДКА ДЖОКОНДЫ
Однажды ночью я понял, почему мои работы как-то не очень востребованы на парижском рынке. Французы просто избалованы шедеврами изобразительного искусства. Я подумал, что у меня есть возможность поучиться у великих мастеров, и решил пойти в Лувр, чтобы внимательно рассмотреть мазок Леонардо да Винчи. Ведь должна же быть причина того, почему от его «Джоконды» вот уже много веков прется зритель.
Я купил билет и пошел прямиком к «Джоконде», мазок анализировать. Возле маленькой, не шибко величественной на первый взгляд картины гудела, в изначальном, чистом, смысле этого слова, огромная толпа. Люди пытались сфотографировать ее, буде это был Мик Джаггер или Леди ГаГа какая. Прорваться сквозь такой мощный заслон было под силу разве что Коле Валуеву. К тому же «Джоконда» была огорожена веревками. Ее охраняли полицейские. Мазка великого мастера издали увидеть было невозможно, потому что картина была под стеклом и бликовала. Ушел я в сумрак Парижа в светлой печали и томной горести, так и не познав тайны мазка великого мастера. Зато я понял, что секрет успеха «Джоконды» еще и в том, что Леонардо ее писал четыре года, а я пишу четыре картины за месяц, причем двадцать дней уходит на замысел и пять на осмысление и просушку.
- Это не вы кольцо потеряли? - спросил сквозь шум дождя осипший женский голос за спиной. Я даже не повернулся, а лишь ускорил шаг.
|
ПЬЯНОЕ ЭХО ВОЙНЫ
Некоторые наивные люди могут подумать, что все в Париже так уж прекрасно. А что: Монмартр, «Мулен Руж», Лувр, опять же «Джоконду» хоть каждый день смотри, Елисейские Поля засевай! Нет, ребята! Вынужден вас разочаровать: там не так уж все прекрасно. А порой даже скверно, как у нас. Так что оставайтесь дома. В центре еще куда ни шло, а стоит отъехать от Монмартра - кругом смердящие бомжи бухают прямо из горла. Запах мочи в метро глаза щиплет. Темные личности злобно поглядывают на тебя возле выхода из метро. Гулять по ночному Парижу - сомнительное удовольствие. Поздним вечером на Рю Сталинград ко мне подвалил крупный узкоглазый малый и, схватив меня за грудки, грозно рявкнул, брызнув слюной прямо лицо:
- Дойч?
- Нихьт! Найн! Ихь бин русишь! Я! Я! - с перепугу почему-то залепетал я по-немецки, исчерпав до дна все свои познания в этом напевном языке. Дело в том, что я был одет в куртку австрийского капрала с нашивкой на рукаве «Bundeswehr». Это, скорее всего, и ввело парня в заблуждение. Видимо, его предки пали жертвами фашизма в той великой мировой бойне, и он решил сегодня с некоторым опозданием отомстить за деда.
БЕСИТСЯ ОТ ЖИРА ГОПНИК ИЗ АЛЖИРА
В другой раз я возвращался из гостей поздним вечером с очаровательной крошкой и, как это порой случается после банкета, решил дозаправиться в ближайшем к дому ночном магазинчике. Мы набрали продуктов и собирались уже расплатиться, как вдруг в магазин вошли, пошатываясь, двое верзил-алжирцев в грязных джинсах. Увидев мою девушку, они оживились, на лицах появилось блудливое выражение.
- Откуда ты? Ты очень красивая! Как тебя зовут? - пристали они к ней, якобы не замечая, что я стою рядом.
- Это моя жена, парни, - предупредил строго я, придав своему лицу устрашающее выражение.
- Она, наверно, хороша в постели, - дерзко предположил один из них, криво и сладострастно ухмыляясь.
- Сколько ты хочешь за нее? - спросил другой, сглатывая слюну. Этим забиякам, изнуренным воздержанием, хотелось выпустить скопившуюся за годы унижений злую энергию. Я нечасто попадаю в такие щекотливые ситуации и слегка растерялся. Улицы пустынны. Пистолета у меня с собой не было. Я хотел было навешать им тумаков, но что-то меня остановило.
- Ты их знаешь? - спросил я кассира, тоже, кстати, алжирца.
- Нет.
- Вызови полицию!
- А что я им скажу? Они же вас не трогают! - невозмутимо ответил он, пересчитывая деньги. А алжирские гопники тем временем, смеясь и «ботая» на своем языке, взяли пару пузырей красного и терпеливо поджидали нас возле двери на улице. Задиры курили, пили вино из горла, ржали, поглядывая в сторону магазина. Им хотелось покуражиться над припозднившимися белыми. Мы в конце концов покинули магазин через полчаса, когда те ушли искать других приключений. Я вовсе не наезжаю на Париж. Подобная история вполне могла бы произойти где-нибудь в Бутове или в Митине. Но все равно, друзья, согласитесь: Париж не везде так же ласков и приветлив, как на Елисейских Полях!
Справка «КП»
Если вы не Вин Дизель или Джейсон Стэтхэм, но попали во Франции в подобную ситуацию, то просто немедленно наберите номер 17 и кричите в трубку: «Же этэ атаке пар де банди!» («На меня напали!»)
|
ЖЕРТВА СОДОМСКОГО ГРЕХА
Кто-то подумает, что я алжирофоб и националист, но это не так. Негодяев хватает среди представителей любых наций, равно как и прекрасных людей. Взять, к примеру, меня. Я цыган по батюшке. А у меня в Париже есть приятель - прекрасный, добрый человек алжирской национальности Карим Баруди. Он «понаехал» в Париж пятьдесят лет назад, открыл свое кафе на Рю де Рюль, женился на француженке Мари, нарожал троих сыновей и двух дочерей. Однажды мы сидели за столиком его бывшего заведения L’express (он продал его пять лет назад, когда умерла жена, и с тех пор каждый вечер в 18.00 приходит сюда выпить бокальчик красного вина). Карима здесь знают все: каждые пять минут его приветствуют прохожие. Некоторые целуются с ним. Вот мимо нас проходит экстравагантный, эпатажный француз лет пятидесяти с шарфом вокруг шеи.
- Познакомься, Луи! Это мой друг, Саша из России! - представляет меня Карим. Луи неожиданно берет мою руку и, почтительно склонившись, целует ее, слегка отставив ногу. Я обомлел.
- Это Луи - он гей! - шепотом сообщает мне, как великую тайну, Карим, когда Луи удаляется походкой Наоми Кэмпбелл.
- Как такое может быть? Что вы такое говорите, Карим? - страстно воскликнул я, вытирая салфеткой губную помаду со своей руки.
- Он кутюрье! Очень известный! - говорит Карим. - Всего-то год назад был одним из богатейших людей Парижа! Но его избили геи! Покарали за измену! Знаете, как у них это жестоко!
- Да откуда же мне знать?! - возмутился я.
- У них все гораздо жестче! - пояснил мудрый алжирец. - С тех пор Луи повредился умом и все деньги отдал церкви.
Так я, к своему ужасу, узнал, что в Париже есть геи!
ВРАТА В КОММУНУ
Как-то в любимом баре Oux Nostamblues мой друг гитарист Томотако познакомил меня с журналистом японского экономического вестника «Nikkei» Оливером Проу. Оливер - тоже гитарист, тоже поклонник Джанго Рейнхарда - как-то пришел в бар с гитарой Томотако послушать.
- Всегда уважал журналистов-экономистов. Потому что сам ничего не смыслю в экономике, - сделал я ему профессиональный комплимент.
- Та же фигня! - ответил Оливер. - Я тоже мало в ней смыслю.
Узнав, что я художник, он обрадовался.
- Тебе повезло. Я сегодня иду к своим друзьям-художникам на день рождения. Пошли со мной! Это такая коммуна художников! Они работают и живут в одной общей мастерской. Мне кажется, тебе там будет очень комфортно.
И мы поехали на улицу Риволи в дом № 59, в десяти минутах от моего любимого Центра Помпиду. Возле огромной двери, расписанной дивными рисунками, Оливер набрал на мобильном телефоне номер и что-то сказал по-японски. Потом рассмеялся.
- Сейчас ты тоже будешь смеяться! - сказал он. И в ту же секунду дверь отворилась, и предо мной предстал японец, похожий на персонаж японского мультика: волосы его стояли дыбом, глаза были выпучены, а на устах светилась широкая добрая улыбка.
- Бухайо! - сказал он весело и приветливо. Нет! Не бухать он приглашал меня! Сладкое для русского уха слово «бухайо!» означает доброе приветствие по-японски.
Продолжение следует.
Фото автора.
Начало читайте здесь>
Окончание читайте здесь>
