• Главная
• Шоу-биз

Фото: пресс-служба артиста

За семь лет существования группы RIZUPS и почти десять лет сольной карьеры ХАС (настоящее имя Назар Хассан) написал много остро-социальной лирики, а в прошлом году решился издать альбом песен о любви. Рэпер признается: для других артистов таких песен написал много, сам же для себя писал его в муках.

В интервью Коротко про ХАС рассказал, какая музыка для него сегодня важна, доволен ли он путем, который выбрал, что хочет оставить после себя, почему важны языковые квоты, обновлял ли уже свои данные в ТЦК, о коллегах по шоу-бизнесу и воспитании сына

Сегодняшний год – это просто плавание по течению

– Читала у вас, что новый клип на песню «Забудь» заблокировали все возможные соцсети. Из-за чего?

– Соцсети это не объясняют. Любая жалоба, которая у нас есть, не аргументирована. Ведь перед тем, как залить видео, оно проходит абсолютно все возможные проверки.

YouTube, например, говорит: все окей, ваше видео допустимо. Но, когда мы хотим запустить там воронку, заказать рекламу, уже сразу стоит блок.

– Это кто-то делает намеренно?

- У нас с командой, так сказать, есть подозрения, но сейчас они не имеют никаких доказательств. Здесь история о том, что есть определенные структуры, которые пытаются прорваться назад к власти. Когда-то у меня на радио была довольно успешная рубрика «Рэп-дайжест», которой очень часто хотели воспользоваться разные политики, многие хотели, чтобы «Рэп-дайжест» восхвалял их, потому что охват был около 8 миллионов. Но я бы таких людей прославлять не хотел.

– «Забудь» – это ваша личная история?

– Мое творчество не отделяется от моей личной истории.

– Рассказывая об альбоме «Любов на любов», вы признавались, что писали эти песни в муках. Почему в муках?

– Я писал песни для многих артистов, и очень часто это были песни о любви. Но для себя писал в первый раз. Писал с какой-то детской, юношеской искренностью, где стыдно или больно признаться. Поэтому это было личная мука.

Когда ты пишешь кому-то, думаешь: ну, это же не я буду петь, и сторонишься этих песен. А когда ты сам их исполняешь, сложно отстраниться.

– Это война так повлияла, что у вас появилось такое лирическое нутро?

– Мне кажется, это симбиоз. И ситуация в стране повлияла, и состояние моего здоровья. Однажды вечером я сел и подумал: а если не успею что-то сказать? Есть ли что-то такое, что я не успел сказать? И первое, что пришло мне в голову, – это то, что я никогда не высказывался, грубо говоря, своим ртом о своей любви.

– Что за проблемы со здоровьем?

– Это личная история, которая пока не разрулилась. Как только разрулится, обязательно расскажу.

- У ваших песен «Партизани», «Не продам», «Кохайтесь, чорнобриві», «Вірні собі» - миллионные просмотры. Это свидетельствует о том, что есть запрос и на военно-патриотическую музыку. Вам что ближе сейчас?

– Никогда не делал такую музыку по запросу. Я настолько давно начал писать песни социального характера и остро-социальную лирику, что, честно говоря, уже устал писать на эту тему. Ведь начал писать еще до того, как это стало мейнстримом.

У меня есть очень интересная история о моем самом первом альбоме, который я написал еще в 2014 году. Там есть песня «Наше серце». В 2015-м я выпустил клип на эту песню: снимали в поле, я и дети в вышиванках...

Тогда это никто не слушал, это, извините, никому нафиг не было нужно. Ведь в те годы все слушали либо кацапский шлак, либо свою шлакоблочину. Поэтому когда все говорят, что есть запрос… Мой личный запрос на такую ​​музыку был давно. Понимайте, как хотите, но я уже об этом настолько много написал, что потомкам остается рукописи и архивы выкапывать. Поэтому популяризировать старые песни желания нет.

- Вы довольны, как меняется ХАС, по какому пути он идет? Есть внутреннее чувство, что на данном этапе все классно? Потому что многие любят говорить что-то наподобие «моя лучшая песня еще не написана».

- Мой лучший период в жизни, должен вам признаться, был в 2019 году, до локдауна. Ведь тогда впервые в своей жизни я вышел на самодостаточный уровень. Я собрал свой первый стадион, у меня дела шли просто чудесно. Я никогда не жаловался на то, что устал, я был благодарен за то, что у меня было.

А с 2020 года, когда пришел локдаун, потом - полномасштабная война, не было лучшего года. Сегодняшний год – это просто плавание по течению. Как есть, так и есть до тех пор, пока не заберут на фронт.

Никогда не гнался за популярностью

– Кстати, в интервью Славе Демину вы говорили: жаль, что я занялся музыкой, теперь не чувствую кайфа. Почему? Или, може, я что-то неправильно поняла.

– Нет, вы все правильно поняли. Мне очень часто становиться жаль, что я занялся музыкой, что в свое время не научился сублимировать свои эмоции, условно говоря, через спорт, единоборства, бизнес, через какие-то другие вещи, коэффициент полезного действия которых был бы выше.

- Да, возможно, в бизнесе доход был бы больше и стабильнее. Но комфортно ли было бы вам носить костюм и ходить в офис?

– У меня есть очень много друзей-бизнесменов. И я вижу, что их образ жизни очень похож на мой. Они тоже очень любят адреналин.

Мне кажется, эта игра зашла слишком далеко. У меня есть ответственность за людей, которые полюбили мою музыку. Недавно выставлял в сториз новость о том, как пара, которая познакомилась у меня на концерте, поженилась.

У меня есть немало историй о том, как люди познакомились на моем концерте и поженились или как парень сделал девушке предложение на концерте, а через полгода она на сцене признается, что ждет ребенка. Я почему-то не могу быть безразличным к таким историям. Почему-то у меня обостренное чувство ответственности за этих людей.

- Имеете в виду, что из-за таких людей музыку не оставите?

– А я без нее уже и не смогу. Я во многом себя пробовал. И пробую по сей день. Видите, просто очень часто так получается, что то, чем ты занимаешься не с такой отдачей, приносит гораздо больше плодов, чем то, во что ты когда-то был безумно влюблен.

– После ваших интервью люди оставляют очень много одобрительных отзывов. И если даже до этого они вас не слушали, то пошли слушать, потому что им интересны ваши мысли. Вы сами чувствуете, что приверженность растет?

– Мне нравится то, что происходит в моей жизни. Я никогда не гнался за популярностью. Да, у меня, мне кажется, как и у каждого человека, у каждого артиста, есть грешок тщеславия. Но мне не так нужна популярность, как ощущение моего влияния. Мне бы хотелось знать, когда я отсюда уйду, то уйду не просто так. Понимаете?

– Что люди возьмут от вас что-то полезное для себя?

– Это, наверное, более нарцистически обостренное чувство тщеславия. Мне кажется, это тянется от моего прадедушки. Возможно, кому-то попадался мой рассказ о том, как я написал песню «Партизани».

В принципе мой прадедушка глобально для страны ничего такого не сделал. Но он много делал для людей, с которыми был рядом, с которыми пел в хоре, с которыми сидел в тюрьме. Его посадили на 15 лет за то, что исполнил «Заповіт» на Шевченковском вечере.

Мне бы хотелось, чтобы когда я шел по своему городу, в котором рос, все знали меня через моего прадедушку, чтобы все благодарили меня просто за то, что я его внук.

И мне бы хотелось, чтобы когда-то моим правнукам тоже такое говорили. Очень боюсь лохануться, наплужить, зашквариться, чтобы потом кто-то мне сказал: ага, ясно, такое же чмо, так же продалось, как и все.

ХАС признается, что без музыки уже не сможет, потому что в ответственности за людей, которые полюбили его творчество. Фото: пресс-служба артиста

Я потерял безумные заработки, зато мне не стыдно

- Вы сочетаете рэп с разными стилями музыки. Почему у нас не приживается чистый рэп? Ведь, например, Kalush – это не чистый рэп, alyona alyona – тоже нет. Ее альбомы отличаются от первого альбома «Пушка».

– Это не только наша история. Если анализировать, например, американский рынок, который диктует эту моду, или смотреть на европейский рынок, который делает дрилл, это поджанр хип-хоп-музыки, то, в принципе, они тоже делают мелодично.

Мне кажется, это легче для восприятия. И я почему-то подозреваю, что у продюсеров того же Enko, который продюсирует Kalush или alyona alyona, есть просчет, потому что это больше масс-маркет. Но не думаю, что, условно говоря, у Kalush или alyona alyona есть просчет на то, что понравилось бы людям.

Думаю, мы просто растем, слушаем музыку, которая есть за границей, хотим делать что-то похожее, и доходим до этого сами, а не подстраиваемся под конъюнктуру. Здесь больше вопрос в том, что наши люди привыкли к масс-маркету. Секрет, мне кажется, как раз в симбиозе, когда артист, который пишет,  слушает такую ​​музыку, а продюсер очень настойчиво просит писать такую ​​музыку.

Чистый рэп, в принципе, и в Штатах не всюду заходит. А у них культура прослушивания музыки лучше, там на каждый стиль музыки есть большое количество своих ценителей.

Когда страна поддерживает свою музыку, мы видим это у наших двух соседей, Польши и кацапии, она развивается, и есть слушатель на разную музыку.

Поляки, например, настолько поддерживают свою музыку, что у них денс-поп собирает свое, рэп собирает свое. И те, и те собирают стадионы. Государственная программа делает так, чтобы музыка этой страны пользовалась спросом среди своих людей.

– Как у нас сделать так, чтобы больше слушали свое? К сожалению, российская музыка все еще попадает в украинские чарты. С другой стороны, есть и улучшения, сейчас стадионы собирают артисты, которые до полномасштабной войны вряд ли могли бы это сделать.

– Да, безусловно, улучшение есть, квоты сделали свое, это было верное решение. Я и на себе это ощутил. Помню, я в то время работал на радио, нам рассказывали о том, что такие квоты – это нарушение прав людей, что это криминал. Но когда открываем законодательство поляков, там все зеркально наоборот. Там нет 30 на 70, там есть 70 на 30. И это очень побуждает развивать музыку.

Радиостанции все еще транслируются на большинство, а большинство – это ленивый слушатель, и они обязаны крутить все, что угодно. Тогда у тебя начинает раскрываться кругозор.

Я вам как экономист скажу: когда есть предложение, появляется спрос, и когда есть спрос, появляется  предложение. То есть, не всегда нужно создавать продукт, который хочет потребитель. Иногда можно создать продукт и сказать потребителю, что это круто. Как сделал, например, Стив Джобс, создав iPhone.

- Чего вам стоило не сломаться и не перейти на русский?

– Подозреваю, что, наверное, карьерного роста. Я потерял большой карьерный рост, потерял большие контракты с Москвой. Я потерял безумные заработки, безумную популярность, потому что Black Star предлагал мне контракты покруче, чем у Егора Крида. Но зато я классно сплю. Зато я приезжаю к своей маме, к своей бабушке, и мне не стыдно. Зато я иду по своим родным улицам, и мои соседи говорят: «Чувак, ты классный тип, мы тебя помним с детства, клево, что ты не испортился». Не знаю,  равноценные ли это понятия, но где-то оно душу больше греет.

- Не знаю, замечаете ли вы, что русского языка снова звучит больше на улице, чем в начале полномасштабной войны. У вас какие эмоции это вызывает?

– Я тоже периодически с таким сталкиваюсь. Я уже много об этом говорил. И если я это повторю, мы с вами снова ничего не добьемся. Потому что мы, к сожалению, не работаем с вами на подавляющее большинство людей, мы работаем на людей думающих, а их меньше.

Если вы хотите знать мое мнение, оно не изменилось: в нашей стране все еще рабский менталитет. У нас все еще заложены паттерны о том, что где-то лучше, где-то круче. К сожалению, подавляющему большинству людей не близко мнение о том, что украинство и украинское может быть крутым. Для них есть понятие «старшего брата». Самое смешное, что именно такие громче всего кричат ​​о том, что их это не касается.

- На мой взгялд, родители, которые говорят с маленькими детками на русском, фактически воспитывают россиянина. Как вы воспитываете своего сына? Он еще маленький, ему четыре года, но объясняете ли вы ему на детском уровне, что мы сейчас переживаем?

- Объясняю, я не толерантный, я не из тех людей, которые говорят: и зачем нашим детям навязывать агрессию, зачем им рассказывать, чтобы они росли с детства в ненависти…

Мой сын очень хорошо ориентируется в происходящем. Он понимает, что идет война. Когда слышит русский, говорит: это москальский. Мне все равно, кто и что будет думать о том, какие нарративы я набрасываю своему ребенку: расистские, шовинистские. Можете винить, в чем хотите.

Мой отчим, которого Марсель называет дедушкой, сейчас воюет. Когда его отпускали на 10 дней в отпуск, моя мама говорит сыну: «Марсельчик, скоро дедушка приедет». А он ее спрашивает: «А что, война уже закончилась, что дедушку отпустили»? Он растет с этой мыслью, и я считаю, что это правильно.

Когда я рос, мне объясняли, что Дудаев, Чечня и чеченцы – не предатели. И мне легче было проводить параллели, мне легче сегодня рассказывать украинцам, что они росли с нарративами о том, что россияне были добрые, а чеченцы плохие. Потому что мне с детства объясняли, что чеченцы не были плохими, они хотели своей независимости.

Сегодня, к сожалению, на своем примере, а не на примере Чечни.

У меня нет ни отсрочек, ни справок о том, что могу откосить

– Вы уже обновляли свои данные в ТЦК? Ведь этот процесс, как оказалось, не из легких.

– Нет, я, к сожалению, еще не прошел обновление. Просто физически не было времени.

У меня нет ни отсрочек, ни справок о том, что я могу откосить, несмотря на мое скудное состояние со здоровьем. Те болезни, которые у меня есть, могли бы позволить мне это сделать. Но я этого не делаю. Как только освободится время, мне придется обновить данные.

Я не выездной, ни разу после полномасштабного вторжения не был за границей. Наши люди из министерства не отправляли меня даже на благотворительные выступления. Ведь, в принципе, я никогда не был провластным чуваком.

Но я и не прячусь. Периодически неделю через неделю живу по месту прописки. Ни для кого не секретный график моего тура. Я постоянно в дороге, постоянно на блокпостах. Бывает, останавливают, бывает – не останавливают. Кто-то узнает, кто-то спрашивает, куда еду, тогда показываю афишу, что собираю деньги на армию. У меня есть миллион доказательств того, что я собираю на армию. Потому что у нас есть артисты, которые за границей отыграли 13 концертов и купили одну машину. А я играю в Украине 4 концерта и покупаю 3 машины. Я не петляю, не уклоняюсь.

– На концерты к военным тоже ездите?

– Да. Но все нынешние концерты, которые проходят для военных, я специально не афиширую. Однажды получил отзывы о том, что я таким образом пытаюсь уклоняться от своей службы.

Поэтому, во-первых, сейчас все чаще бываю в таких местах, которые светить нельзя. Во-вторых, не хочу, чтобы кто-то думал обо мне, что я это делаю для того, чтобы от чего-то уклониться.

– Что-то думать, додумывать будут всегда. Показываешь – пиаришься, не показываешь – значит, ничего не делаешь. Замкнутый круг.

- Я себе выбрал такую ​​позицию: когда езжу к военным, я это делаю для них и где-то для себя, не для зрителей, не для гражданских людей. Если хочу собрать деньги, делаю концерт, собираю своих людей, сознательных, которые понимают, зачем они приходят и куда пойдут деньги.

Когда хочу поехать к ребятам или они просят, чтобы я к ним приехал с концертом, я делаю это для них. Не вижу смысла это афишировать, потому что понимаю, что, наверное, кто-то и прав, когда говорит, что я хвастаюсь. Если это кого-то задевает и триггерит, несмотря на то, что ты делал это с чистыми помыслами, то нафига я буду кого-то раздражать? Я же это делаю не для них.

– Лично на вас какое влияние имеют такие визиты?

– Это какая-то отдельная атмосфера. Мне кажется, подавляющее большинство украинцев живет с каким-то чувством вины или что. Мое окружение, все, кого знаю, кого еще не забрали, максимально много делают для того, чтобы каким-то образом помогать.

Возможно, это делается для того, чтобы понять, что ты не профукиваешь время, пока мои сверстники, немного старше и моложе, чем я, отдают свою жизнь. Что ты здесь не просто протираешь штаны, но и правда делаешь что-нибудь толковое, чтобы тоже приблизить нашу победу. Хотя, к сожалению, это все так пафосно сейчас звучит. Может быть, чтобы самому успокоиться, почувствовать свою причастность. А может быть, просто потому, что на фронте уже настолько большое количество знакомых, что ты приезжаешь как к друзьям.

Почему за измену извинения должно хватать?

– Вы не раз рассказывали, что не умеете дружить в шоу-бизнесе ради приличия. И как вам живется? Есть ли у вас друзья среди коллег?

– Херово живется. Это другая сторона откровенности. Каждый думает, если будет со мной дружить, то я ни слова не скажу, потому что он мой друг.

Я откровенно говорю, когда мне что-то не нравится в поступках других людей. Но мне так же любой человек может сказать: ХАС, ты не прав, что сделал так, так и так.

Здесь роль больше играет то, что старая гвардия нашего шоу-бизнеса настолько между собой побраталась, что есть такие люди, против которых я ничего не имею, но они не хотят со мной иметь ничего общего, потому что я где-то обидел их коллегу, друга, и они не хотят попадать под ту же раздачу.

Но не сказал бы, что я настолько влиятельный чувак, мнение которого изменит мнение общества. Это более личная история.

– Просто не все же любят слушать правду о себе. И не каждый может прямо сказать, что думает.

– Когда меня не спрашивают, я и не говорю. Если, например, кто-то спросит меня о поступке того или иного человека, я его прокомментирую, потому что для чего-то вы же спросили моего мнения, наверное, оно нужно. Но сказать, что я без спроса лезу и начинаю где-то совать свое мнение или впечатление о другом человеке, его поступках, такого нет.

– Вы как раз заговорили о братании старой гвардии. До полномасштабной войны на всех концертах, телешоу они заполняли собой все пространство, молодых почти не было видно. Чувствуется, что молодежь их уже потеснила?

– На самом деле история циклическая. И мы живем в классное время, когда молодые артисты становятся популярнее старых. Слава Богу, что мы застали этот период. Но, дай Бог, чтобы они не стали на место этих старых.

На самом деле фамилии продюсеров, кроме Потапа, не изменились. Поэтому схема работы та же.

– Потап тоже может вернуться, как и все остальные. Должен быть какой-то культурный запрет? Хотя у нас при слове «запрет» всегда начинают говорить об ущемлении прав. Как, по крайней мере, шоу-бизнесовая тусовка должна себя вести?

- Насчет Потапа не удивлюсь, если честно. Если бы я имел на это какое-то влияние, у меня бы все было очень просто. Выступал после 2014-го в России – все, больше не имеешь права творить в этой стране. Ты больше не публикуешься, не выпускаешься.

Я очень не люблю спекуляции нарушением прав человека: прикрыть Потапа, прикрыть еще кого-то – это же нарушение прав человека! Да вы серьезно? Мы живем в стране, где каждый новый закон нарушает права человека. Так это можно, это нормально. А когда мы говорим об артистах, которые предавали, размывали границы между врагом, то это нарушение прав человека?

Представляете себе сегодня, что было бы, как минимум, для моей аудитории, если бы я завтра выпустил русскоязычную песню? Я был бы предателем. Почему это говно сегодня выпускает одну песню на украинском – и все, он не предатель? Он не знал, что делает? Знал.

- Кто-то же извинялся. Как насчет извинений?

– Человек размывает границы между страной-агрессором, зная, что они убивают моих людей из моей страны, и он при этом не будет предателем? Просто скажет: извините, я не знал? Это так работает?

Давайте тогда так. Сегодня я напьюсь в драбадан, сяду за руль, собью людей на пешеходном переходе, скажу «извините», и не дай бог вы меня осудите, потому что я извинился! Они нарушили закон, размыли границу. По факту это народная измена, потому что ты выступаешь в стране, которая воюет на твоей территории.

Почему извинения должно хватать? Почему за другие нарушения законов мы должны либо отсидеть в тюрьме, либо заплатить штраф? А за такое нарушение закона, как измена своей стране и своему народу, а это измена, достаточно просто извинения?

- Здесь вопрос в моральной плоскости, вопрос самого к себе, ведт закона такого нет.

– Да, и это криминальная плоскость.

Мой сын – мой учитель

- Ваши концерты остаются полностью благотворительными?

– Часть идет на затраты, потому что уже никто так не делает, как в первый год войны. Тогда прокатчики бесплатно подавали звук, не брали плату за аренду зала. Почему сейчас говорят, что часть? Потому что нужно покрыть расходы по аренде зала, звука, света и так далее.

– А как жить артисту?

- В моем случае, как видите, еще должен работать ведущим утреннего шоу на телевидении, чтобы как-то обеспечить свою семью. Есть еще собственное производство, но я его называю пассивным доходом.

– А пишете песни на заказ? Покупают?

– Да, некоторые артисты покупают. В принципе, их инвесторы остались, и они могут позволить себе покупать песни.

– Вы дорогой автор?

– Все зависит от того, какой договор со мной подписывает артист. Есть артисты, которые не хотят, чтобы люди знали, что эту песню написал я. Тогда этот договор самый дорогой.

А есть те, которые указывают меня как автора, есть какие-то дружеские отношения, бартерные условия. По-разному бывает.

– Многие артисты поют ваши песни?

– 2020-й – это, наверное, был мой топ. Было много песен. И было много договоров, где меня не указывали как автора, а они, как я уже сказал, самые дорогие.

На сегодняшний день меньше, но было, что в 2023 году я за месяц написал другим артистам 9 песен. В другие месяцы так много не бывает, просто тогда сошлось.

– Вас как автора не огорчает, когда не указывают авторство? Или вы свыклись с тем, что есть и чисто коммерческая история?

- Если заплатили, как договаривались, меня ничего не огорчает. Я научился с собой договариваться, потому что я спросил себя, сколько будет стоить мое тщеславие. Я назвал себе цену, а потом озвучил ее клиенту.

Когда пишешь песню, которая выстреливает, становится топ-хитом, когда все ее поют, тогда очень хочется. Но ты знаешь, на что идешь.

- Какая сейчас мечта у ХАСа, конечно, кроме нашей Победы, потому что мы все этим живем?

- Хотел хотя бы неделю провести где-нибудь в Западной Европе, в каком-то холодном городе, потому что терпеть не могу лето. К примеру, в Амстердаме или Венеции. Просто побыть наедине, понять, что я не закрытый, почувствовать атмосферу, подышать, познакомиться с людьми, которые свободнее, чем я. Насытиться, набраться сил. Возможно, где-то позволить себе расслабиться больше, чем позволяю. Что-то такое мне сейчас рисуется в воображении.

Мне очень нравится Амстердам своим настроением. Помню, когда-то сел в Амстердаме на велосипед и поехал к самому Харлему, к Северному морю. Тогда в моей карьере еще не было ни черта. У меня не было ничего такого, что можно было бы потерять, но тогда, мне кажется, я был максимально свободный и максимально принадлежал себе. Вот этого мне не хватает.

– Теперь, когда у вас есть сын, максимально принадлежать себе уже будет сложнее, это ответственность.

– Я понимаю, о чем вы, но Марсель мне в этом только помогает. Я обожаю быть с ним, он – мой учитель. Как-то я просто офигел от нашего с ним разговора. Мы проходили мимо школы, был перерыв, и дети так громко пищали и кричали, что это даже начало давить на голову. Еще и настроение было не очень. А сын смотрит на меня и спрашивает: «Пап, ты слышишь»? Говорю: «Слышу, синулька». А потом думаю: интересно, а о чем он? Наверное, тоже слышит крики детей.

Спрашиваю: «Ты о чем, сынулька, что ты услышал»? А он отвечает: «Слышишь, как птички красиво поют»! В тот момент я понял, что фокус играет роль. На чем фокусируешься, то и имеешь.

Он мне точно не мешает чувствовать духовную свободу.