В биографии собраны размышления и воспоминания, записанные в разные годы. Алексей Владимирович рассказывает о кино, тайнах актерского ремесла, вспоминает своих коллег. Трогательное предисловие написала дочь актера - Гитана-Мария Баталова. Публикуем фрагменты из книги.
"Первое мое воспоминание отца... Санаторий, тусклый коридор отделения, - вспоминает Мария Баталова. - Наверно, мне было годика четыре... он вбежал по лестнице. Всегда я сидела у отца на руках. Иногда отец рисовал в моем детском альбоме всяких зверушек. И в кубики играл, из которых составлял картинки... и на ковре со мной ползал. Радость и ощущение, что я нормальная (Мария Баталова - инвалид с детства, больна ДЦП. - Ред.), и уверенность, что папа защитит меня, появились тоже в этом возрасте.
Со мной нужно было каждый день по четыре часа заниматься. Отец придумывал и делал сам разные приспособления, чертил и делал сам... в каких-то гаражах, за бутылку, рабочие варили конструкции по его чертежам и макетам. Уникальные и в то же время простые были и стоячки, и ходилки, в которых я не падала, придуманные, начерченные и сделанные руками отца.
Грустно, тускло становилось дома, когда отец ездил выступать по разным городам, чтобы заработать денежки; нужно было не только содержать семью, но и лечить меня... Лекарства, методисты, логопеды. И он часто ездил по городам с творческими вечерами. Но когда возвращался, у нас был ужин со свечами, который растягивался на три-четыре часа.
Года два он писал, вернее, диктовал свои воспоминания. Он писал их короткими главками - заметками. Он читал один вариант. Мы обсуждали полтора-два часа. Через некоторое время - следующую".
Из биографии актера: "До войны, в связи с тем что моим отчимом стал Виктор Ефимович Ардов (известный писатель-сатирик. - Ред.), я оказался в доме, где кроме уже знакомых мне маминых друзей из МХАТа постоянно бывали актеры эстрады, художники и обязательно писатели, - вспоминал Алексей Баталов. - Когда гости собрались за столом, нас стали выпроваживать спать. Кого-то увели к бабушкам, а моего закадычного дружка Петю (сына писателя Евгения Петрова. - Ред.) и меня заманили в полутемную спальню, пообещав интересную сказку. Мы довольно прохладно отнеслись к этому обещанию, так как насквозь видели уловки родителей. Но угомонить детей в тот вечер был откомандирован Михаил Михайлович Зощенко.
По виду гостя, по тому, как аккуратно были причесаны его темные волосы, тщательно завязан галстук и пригнан костюм, мы ждали скучноватый рассказ. Наконец с тем же совершенно серьезным видом Зощенко начал говорить. Это была не то сказка, не то быль, потому как рядом с фантастическими событиями в ней принимали участие почти все находившиеся в тот момент возле нас предметы, а действующими лицами получались или Петька, или я и кто-то из наших мам. Мы стали хихикать. Но чем смешнее закручивалась ситуация, тем серьезнее становился рассказчик.
Много лет спустя, уже как читатель, я узнал ту нашу "сказку" в маленьком рассказе Зощенко про мальчика, которого утром любящая мама одела таким образом, что две ноги его попали в одну штанину. Мальчик стал падать, а мама в панике, не разобрав, почему ребенок совершенно потерял равновесие, бросилась за доктором, и только потом все пришло к благополучному концу".
"Когда Иосиф Хейфиц дерзнул попробовать меня на роль Гурова для чеховской "Дамы с собачкой", в кулуарах студии тотчас взметнулся ураган недоумений. До меня долетали обрывки высказываний, из коих кроме того, что я вообще не гожусь для этой работы по своему человеческому складу, который скорее подходит рабочему парню из "Большой семьи" или шоферу Румянцеву, я понял, что большинство людей представляют себе Гурова почти таким, каким представляют себе самого Антона Павловича, то есть типичным интеллигентом конца прошлого века и обязательно в возрасте значительно старше, чем я был в 1959 году.
Мне очень хотелось работать над этой ролью. Прежде всего я отпустил бороду и стал побольше сутулиться, дабы убедить противников в пригодности по годам. Для проб я выбрал туфли большего размера, чтобы ноги и походка казались посолиднее, потяжелее. На безымянном пальце появилось кольцо, призванное хоть сколько-то культивировать мои привыкшие к грязным инструментам руки.
Борода моя на фотопробах оказалась отвратительно черной и выглядела как наклейка. Ее пришлось перекрашивать, выстригать и выщипывать много дней, дольше, чем шьются любые бороды. И вот настал день, когда художественный совет со скрипом, но утвердил меня на роль Гурова.
О работе над картиной знали, и площадку возле аппарата всегда окружали поклонники Чехова, среди которых постоянно бывали аккуратные петербургские старушки, почти современники моего героя. На третий или четвертый день во время репетиции я услыхал, как одна милейшая зрительница в старинных неярких кружевах объясняла
Иосифу Ефимовичу, что человек тех времен - тем паче чеховский! - персонаж совершенно не может ходить носками внутрь. Косолапить, вот как этот современный герой!
Хейфиц несколько раз взглянул на мои ноги, но я уже стал следить за тем, как хожу, переступая в огромных фетровых ботах... Сознаюсь, что следить за своими ногами в течение нескольких долгих месяцев очень противно и по-своему сложно.
...В тот памятный для меня день снимали горную дорогу. И вышло так, что именно в этот день ассистенты доставили Хейфицу ялтинского лодочника, старика, не только знающего старые места, но и очень часто видевшего Чехова. Старик был очень древний, плохо слышал, глядел, прищурив один глаз, и отвечал на вопросы Иосифа Ефимовича почти криком и немножко невпопад. Хейфиц спросил гостя что-то о костюмах времен Чехова и рукой позвал меня.
- Во-во, точно, этот похож, и бороденка, - услышал я, еще не дойдя до лавочки. - Гляди, вон он и ногами-то загребает, косолапит, ну точно Чехов. Он.
Хейфиц откровенно рассмеялся и перестал бороться, а с моей души упал камень, хотя и несколько поздно. За ногами не так мучительно, но все-таки я следил до конца фильма".
|
ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ
Неизвестный Баталов. Рассказы и высказывания легендарного актера, которые цепляют за душу.