Лагерь должен был стать фишкой нынешних борцов с режимом, и пресса именно так отреагировала на его появление. Наверное, ждала, что ступени Украинского дома станут местом, где начнет меняться история. Вот и новости поступали каждый день - суд приказал очистить территорию, но милиция так никого и не разогнала ("милиция с народом"?) Петр Шкутяк - председатель комитета - попал в больницу, но его соратники остались до конца. А вот и символический день - пятница, 13-е. В 13 часов дня истекает срок, отмерянный участниками акции президенту для отмены закона о языках. Срок истек, президент молчит, но то ли еще будет!
Чтобы не понижать статус события, старались даже не замечать "нюансов". Почему, спрашивается, на митинге все такие дерганные и злые? Ну, ладно, голодающие - у них здоровье шалит, но вот женщина собирает подписи в поддержку языка и каждого, кто ей возразит, поливает с гранитных ступенек словесными помоями. Дядьки кричат, потрясают кулачищами. Глаза красные - то ли от слезоточивого газа, то ли от ярости…
Фишкой лагерь так и не стал - 700 человек собрались всего раз, а в 2004 году, когда здесь же, возле Украинского дома, водили хороводы участники оранжевой революции, на площадях и улицах Киева и 70 тысяч казалось мало.
А почему? Думаете, языковой вопрос мало кого волнует? Или количество недовольных нынче невелико? Мне кажется, дело в другом.
На этой неделе "Комсомолка" напечатала честную статью Дарьи Асламовой про режиссеров цветных революций (см. номера за 17, 18 и 19 июля и сайт kp.ua). Ее неплохо бы прочитать тем, кто организует акции наподобие ныне проваленной, - и уразуметь, что если вы рассчитываете на массовую поддержку, то для начала нужно понравиться массам. А могло ли понравиться, что участники мирной акции бьют журналистов? Поливают "беркутят" из газового баллончика? Нет, друзья мои, нужно, чтобы длинноногие девушки в облегающих футболках дарили "беркутятам" цветы! Чтобы возле Украинского дома царили смех и веселье, играл оркестр, желательно духовой, и танцевали влюбленные парочки.
А злоба и жестокость не котируются нынче, как, впрочем, никогда и не котировались.