Львовские ветераны вспоминают: "На территории польского костела сделали пыточную"
"Комсомолка" нашла во Львове участников боевых действий и ветеранов войны и расспросила, какими они помнят те страшные времена.
Степан Виблий, участник войны:
"Много сельчан ушло на фронт, мало кто вернулся"
- Когда война началась, мне было 12 лет. Моя семья жила в Пустомытовском районе. Все работали по хозяйству, помогали фронту, сдавали хлеб, скот. Много сельчан ушло на фронт, мало кто вернулся.
Немцев мы встречали сначала с радостью, потому что натерпелись уже от России. Они пробыли у нас две недели, такие интеллигентные были. А потом опять пришла Советская власть. Все прятались от них. Тогда же начались репрессии - всю интеллигенцию вывозили в Сибирь, да и простых крестьян. На территории польского костела сделали пыточную, по ночам там постоянно гудел трактор. Потом оказалось, что под эти звуки они там людей мучили. Тела бросали там же в яму.
|
Не припомню, чтобы от немцев у нас была такая беда, как от российской армии. Русские солдаты наших женщин насиловали, поэтому они сами бросались к немцам.
Григорий Сидоренко, инвалид войны І группы:
"Политработники постоянно промывали нам мозги: "Вперед! За Родину! За Сталина!"
- В 1943 году мне было 17 лет. Я жил в Краснодарском крае на Северном Кавказе. Тогда всех подростков брали в армию, пополняли ряды. Меня призвали в апреле и направили в запасной полк: учили, как копать окопы, как стрелять, как защищаться, как есть, чтобы не быть голодным. А тогда кормили плоховато... Потом я попал в кавалерийские части. Давали 600 г хлеба на целый день. Голодали. Убитых лошадей разделывали, готовили и ели.
|
В декабре 43 года я попал на фронт. У меня была кобылка Зоря, любила сладкое - по утрам я ей давал сахар. Надо было смотреть и за ней, а не только за собой. Также везде тащил за собой пулемет "Максим", он весил 64 кг.
Помню, в феврале был холод собачий. Старшина ночью привез ужин, днем же все на передовой. Немец убитый лежал - я на него сел, поел. Сидели в сырых окопах, в наступление шли по грязи. Не хочется, чтобы тебя убили, хочется, чтобы ты убил врага. Политработники постоянно промывали нам мозги: "Вперед! За Родину! За Сталина!". Оставаться сзади нельзя. Отстанешь или уйдешь - станешь диверсантом. Были специальные войска, которые ловили тех, кто отступал, и потом их отправляли на самые страшные операции. Или там убьют, или тут. Но если я там погибну, то героем буду.
Анастасия Бурынская, ребенок войны:
"У каждой нации есть плохие и хорошие"
- Мы жили на Волыни. В 42 году все село сгорело. Мы бежали на Сокальщину, а потом возвращались за дядей. Маму поляки замучили, а всю нашу семью немцы забрали в концлагерь. Мне тогда было четыре года. Брали у нас кровь. А кушать давали практически сырую "шпарагивку". Я до сих пор ее запах не переношу.
Когда пришли американские войска, стало полегче. Их солдаты наших детей кормили - мандаринки давали. А потом всех отпустили.
|
Приехали мы на Волынь. Нашли место, выкопали землянку и жили в ввосьмером в землянке. Собирали картофельные очистки, их и ели.
У каждой нации есть плохие и хорошие люди. Так и среди немцев. Помню, двое наших ребят переходили дорогу, и целый эшелон немцев остановился, чтобы их пропустить.
А мальчишек на Львовщине, муж рассказывал, немцы на мотоциклах катали и шоколадки давали. А когда наши пришли, насиловали местных девушек, рушили дома. В каждом регионе была разная война.
Бронислава Селина, участник войны:
"Мама из гнилых картофельных очисток делала блинчики, чтобы мы выжили"
- Когда началась война, мне было 13 лет, жили мы тогда в Хмельницкой области. Немцы забрали корову, перестреляли кур. Жили мы тогда очень бедно, собирали гнилой картофель, картофельные очистки. Мама их перетирала, делала блинчики. Варила постный суп из лебеды, от которого нас тошнило. Отца тоже немцы забрали, потом он вернулся избитый, заболел и умер. Не было ни сапог, ни пальто, ни косынки - ничего.
|
Однажды немец пришел, требовал еды, а у нас ничего не было. Так он посреди комнаты присел по естественным надобностям. Старших детей забирали в концлагеря. Многих расстреливали в селе.
Потом пришли русские. В нашем дворе они поставили "Катюшу", вели обстрелы. Они у нас жили, что-то себе готовили, и чуть-чуть оставляли маме для нас. Мне так их жаль было, бедные, измученные, вшивые...
Надежда Григорян, участник войны:
"Старшие сестры пошли на фронт, а мы прятались на чердаке"
- Когда началась война, мы жили в Черкассах. Мне было 14 лет. С первого дня у нас начался переполох. Нас бомбили гитлеровцы, летали истребители. Всех эвакуировали, люди уезжали вагонами. Но все не успевали.
В первые годы наши войска бежали, гнали скот. Все переходили по деревянному мосту через Черкассы, и уже перед заходом немцев русские с обеих сторон подожгли мост. На нем было полно русских солдат, скот, все. Своих же сожгли.
|
На улицах тогда было тихо, ни человека. Старшие сестры пошли на фронт, а мы прятались на чердаке. А потом начали брать молодежь в Германию - "на работу". И люди шли. А оказалось, что везли в концлагеря. Подгоняли "телячьи" вагоны, которые битком набивали людьми.
Потом начались облавы, ходили украинские полицаи. Они были хуже немцев - запросто расстреливали людей, били, забирали из дому все. И были очень хорошими доносчиками. Тогда меня не взяли, болела туберкулезом.
По соседству (на второй половине дома) было какое-то подразделение немцев. Когда полицаи опять пришли забирать молодежь, немец их выгнал. А через неделю другой немец пришел и показал, где мы, и нас вывезли. Мы копали окопы, а потом удалось убежать.
После войны женщин, которые были на фронте, в санбате, унижали. Все считали, что они гулящие - ведь несколько лет вместе с солдатами были. Но к нам нормально относились - в эвакогоспитале был женский коллектив, мы все были, как одна семья.
