С раннего утра в Петербурге зарядил дождь. Будто сама природа оплакивала похороны Ильи Олейникова. Несмотря на погоду, еще за час до начала церемонии прощания у Театра эстрады стали собираться горожане, желавшие проститься с актером. Люди пришли с цветами и прятались под зонтами в очереди.
Среди тех, кто пришел проводить в последний путь Илью Олейникова, были и его коллеги-актеры, и депутаты, и певцы.
- Когда говорят, что незаменимых людей нет, - это неправда, - одной из первых взяла слово Анастасия Мельникова. - В городе много хороших артистов, а он один, и к такому уходу никогда нельзя подготовиться.
Анастасия с трудом сдерживала слезы. Ее сменил на сцене актер Сергей Мигицко.
- Он часто звонил по ночам, спрашивал: "А это будет интересно?" - вспоминал Мигицко. - А вообще больше всего Илья говорил о сыне.
Алена Свиридова назвала Олейникова камертоном, по которому определяли, что такое хорошо и что такое плохо. Попрощались с артистом Олег Басилашвили, Игорь Корнелюк, Семен Альтов, Борис Смолкин, Михаил Боярский, многие другие.
- Илья ушел тогда, когда захотел, - философски заметил Андрей Ургант.
Артиста похоронили в пригороде Петербурга Пушкине, на кладбище, где покоятся родители его жены Ирины.
|
ОЧЕНЬ ЛИЧНОЕ
От нас ушел большой артист с большим сердцем
Отар КУШАНАШВИЛИ
Я очень хотел взять интервью у Ильи Олейникова, но он подверг меня смертной казни отказом. Я обратился к сыну Денису (лидер группы "Чай вдвоем"), он молча выслушал меня и не обинуясь сказал, что в курсе отказа, что папа считает меня... в общем, невысокого, и очень, обо мне мнения, но он постарается его, папу, убедить, что я небезнадежен.
Через день мне было сказано, что интервью взять можно, мне дали сорок минут, но по-прежнему считают, что приличные люди к себе таких, как я, не подпускают, но коли сын попросил...
Я полетел в Питер. Мы проговорили четыре часа. Надо ли уточнять, что, когда я говорил, к кому еду на интервью, все улыбались. Илья Олейников предстал человеком, напрочь лишенным повелительных пасторских интонаций. Разумеется, я очень активно нахваливал бесподобный "Городок", я начал с этого, он очень вежливо и очень тепло поблагодарил и сразу спросил, правда ли, что я многодетный папаня. После утвердительного ответа протянул: "Ну надо же".
Олейников был большим лицедеем, его нельзя было представить за офисной конторкой, но, если бы было надо, он мог изобразить, кажется, и конторку, не говоря уже о том, кто за ней сидит.
Четыре часа без единого ходульного выражения, без имитации геройства, про любовь к Стоянову и к стихам, про злоупотребление на рассвете карьеры ввиду невостребованности тяжелой водой, про стороннюю симпатию к спорту, на эти темы ушло три часа...
На это и на то, что он очень хотел сниматься в кино и продюсировать мюзиклы (первый блин вышел комом, и это, говорят, его очень... расстроило), он говорил, что на любой лицедейский акт плотной амальгамой ложатся муть и блеск, неожиданно превращая его в зеркало.
В это зеркало смотрелся большой артист с большим сердцем, которое он нагружал большой любовью: к жене (вот о ком он говорил час!), к сыну, к друзьям, к жизни.