С начала 2024 года уровень домашнего насилия вырос на 14% и продолжает расти – об этом в интервью «Радио Свобода» сообщил глава МВД Игорь Клименко, проведя прямую связь между распространением явления и посттравматическим стрессовым расстройством у вернувшихся с войны мужчин... По словам министра, сегодня военные составляют 60% домашних насильников. И это только факты, попавшие в поле внимания полиции, скрытая картина, наверное, масштабнее.
Как вчерашний герой и защитник может превратиться в тирана для своих близких, почему полноценно не работает программа реабилитации - Коротко про рассказали психологи.
Еще из фильмов о Второй мировой нам известен такой щемящий финал: израненный, но живой, не сломанный воин заходит в свой дом и крепко обнимает жену с детьми. Счастливая женщина плачет и смеется, шепчет любимому что-то вроде: "Теперь все будет, как раньше!.."
К сожалению, жизнь - не кино, где можно додумать положительное продолжение. В жизни это самое "будет, как раньше" часто становится роковой ошибкой.
- Война - это неизбежно травматический опыт, способный населить человека "внутренними демонами", - говорит психолог, травмотерапевт Мирон Шкробут. – Обычно спокойный, взвешенный в своих поступках человек способен взорваться агрессией даже на случайный хлопок дверью. Это агрессия, которая внутри силой скрывается. Она может быть направлена против командиров, которые послали на "ноль" собратьев, и они погибли. Там эту злость, эту ярость нельзя было выплеснуть. Поэтому человек приходит с зажатой пружиной домой, и эта пружина выстреливает на близких. Ибо как-то должна выстрелить.
Психолог говорит, что у военных агрессия может быть направлена и против себя самого.
– Например, на моих глазах погиб друг, а я выжил, не спас его, не донес раненого, потому что болело самому. А может, не так болело, а может, я бы смог... Человек мучается чувством вины, собственной ничтожности, то и дело переживает травмирующее событие. А жена требует, чтобы шел с ней по магазинам. Она ждала, что муж вернется, в доме снова будет хозяин, который будет ей помогать. А он не может взять на себя даже минимальные хозяйские обязанности, потому что сам нуждается в помощи и подсознательно ждет ее от близких.
Даже когда семья до войны жила в мире и согласии, это несовпадение ожиданий может все разрушить. Вплоть до крайности.
- Физически домой вернулся тот самый человек, который на фото в паспорте. Фактически – совсем другой, внутренне измененный – настороженный, реактивный, резкий. Возможно, мужчина и выжил за счет того, что изменилась психика, прислушивался к каждому шороху, реагировал на каждый громкий звук. На фронте это нормальное состояние, в быту оно может вызвать непредсказуемые последствия. Жена не понимает, что теперь должна строить связь с совсем другим человеком. Она пытается вернуть бывшего, понятного, требует от мужа, чтобы тот стал, каким был. А он не может. Он мыслями еще там, где остались друзья и враги, где за тобой охотятся и ты охотишься. Он чувствует себя вырванным из стаи и запертым в четыре угла.
Просто так сегодня из армии не уходят, потому что война продолжается, демобилизация не объявлялась. Уволиться можно по семейным обстоятельствам или по состоянию здоровья. Львиная доля ветеранов возвращается домой с ранениями, ампутациями, контузиями.
– На психологические и моральные травмы накладываются физические. Кто-то может это побороть, восстановиться, кто-то ломается. С информационного поля мы узнаем истории успешно реабилитированных ветеранов, неуспешные остаются за кадром. А надо понимать, что людям - как мужчинам, так и женщинам - свойственно "мстить" близким за свои собственные слабости, - отмечает психолог Инна Ковальская.
Эксперт напоминает, что на фронт не все пошли ангелами.
– Кто злоупотреблял спиртным, тот ищет в нем утешение, когда возвращается. А еще есть такой "синдром героя": я за вас кровь проливал, теперь мне все прощается. Кто был склонен к домашнему деспотизму, тоже не забывает старые повадки. Если муж до отправки на фронт устраивал жене сцену ревности, то и в окопе он будет накручивать себя подозрениями об измене. Мы не знаем, сколько женщин, снаряжая мобилизованного, мысленно крестились: наконец отдохну... Хорошего человека война может не искривить, а не очень хорошего точно не выпрямит.
В то же время психолог считает, что домашнее насилие не сильно повлияет на статистику разводов.
- Если разводы будут, то болезненные – снова со скандалами, применением психологического и физического давления. Домашним тиранам вообще не свойственно отпускать тех, кого они считают своей собственностью. В нашем случае тоже будет включаться: я за вас кровь проливал... Да и женщины будут больше склонны терпеть. Потому что одно дело - уйти просто от мужчины, другое – от героя-фронтовика, травмированного, возможно, с инвалидностью. И своя совесть будет упрекать, и окружающие осудят.
А по мнению Мирона Шкробута, семьям рано или поздно грозит распад, если они не получат помощь.
- Хороший вариант, когда супругам помогут на время разъехаться, если один из них не может контролировать свое поведение. В это время с мужем и женой должны работать психологи.
Мирон Шкробут приводит пример Соединенных Штатов, где семью заново собирают не после, а до возвращения военного.
– После зоны боевых действий ветеран в своей среде два месяца проходит дополнительную терапию. В это же время готовят его семью – к трудностям, которые могут случиться, к пониманию особенностей. Когда муж и жена воссоединятся, психологи некоторое время работают с обоими.
Подобную программу – продолжительностью две недели - собирались ввести и в Украине для ветеранов ООС-АТО. Минобороны дало свое согласие, но... Как говорится, что-то пошло не так.
Психологическую реабилитацию ветеранов Игорь Клименко характеризует как находящуюся в зачаточном состоянии. "Если мы не подберем специалистов и не научим их, то у нас будут большие проблемы после окончания войны", - констатировал министр. Подобные мнения из разных уст начали звучать с 2014-го. С тех пор прошло 10 лет и... снова нас просят изобрести велосипед.
– Комплексную программу реабилитации мы построили в 2016 году. Не волонтерскую, а официальную, которая базировалась на государственном финансировании и была вполне прозрачной – деньги должны были ходить за бойцом, – говорит кандидат психологических наук Людмила Гридковец. – То есть выделяется государственный пакет, как в медицине, а пациент сам выбирает, с кем работать.
По словам эксперта, программа предусматривала 4 степени помощи. Первая степень – это помощь "равный – равному", то есть взаимопомощь, когда специальный тренер сопровождает группы. Параллельно проводится диагностика, которая определяет, нужно ли человеку подниматься выше – на уровень работы с психотерапевтом или психиатром, нужны ли еще дополнительные мероприятия.
– Возможно, именно из-за прозрачности программу урезали, а в половинчатом виде идея не работает, – заключает специалист.
1 января 2023-го вступило в силу постановление Кабинета министров, утвердившее "Порядок и условия предоставления психологической помощи ветеранам войны, членам их семей и некоторым другим категориям лиц". "Порядок..." содержит такие прогрессивные понятия, как "кейс-менеджер", "кейс-менеджмент", "мультидисциплинарная команда", "получатель услуг" и даже "Реестр субъектов предоставления услуг по психологической помощи для ветеранов и членов их семей ", который ведет Минветеранов. Но если об этом не знает даже министр, то мало кто знает.
Согласно информации на сайте, в реестре - 23 поставщика услуг на всю Украину, в каждом таком фонде или ОО – один-два, максимум три специалиста. Всего - 8 врачей-психиатров или психотерапевтов, 8 поставщиков услуг оформлены как ФЛП. Оплата за час индивидуальной работы составляет 254 грн 18 коп. В то время как средняя стоимость консультации частного психолога или психотерапевта составляет от 800 до 1200 гривен.
- На бумаге оно все хорошо, а системности нет, - говорит ментор по ментальному здоровью Виктория Арнаутова. – Не создано информационное пространство, как оно было создано по безбарьерности. Сейчас 87% украинцев считают, что безбарьерность – это новая ценность для общества, когда повсюду построены пандусы. Пандус – задача ясна, а вот относительно реабилитации вычислить ее очень сложно. Сколько бы мы ни собирались в рабочие группы на разных уровнях – государственном и частном, система не создана. Даже при поддержке Елены Зеленской.
Ольга говорит, что специалистов хватает, но по государственной программе фактически некому работать.
– Есть большое разочарование. Не создана система опеки специалистов – так, чтобы это было за нормальные деньги. Ибо кто-то всегда хочет сорвать верхний куш, все потоки кто-то должен контролировать. Когда общаешься с чиновниками, предлагаешь конкретику, меня всегда спрашивают: а что вы от этого хотите иметь? Все идеи на этом останавливаются.
Конечно, не все пропало. Есть волонтерские проекты, есть грантовые частные инициативы, но действенные еще нужно встретить. По телефонам, где предлагается бесплатная помощь онлайн, можно выпустить пар. Это как укол, дающий временное облегчение, а затем снова начинается кризис, который не преодолеть без комплексного лечения.
- Учреждения, оказывающие действенную психолого-психиатрическую помощь, работают вне государственной системы. Информация о них распространяется через "сарафанное радио", то есть ветераны в своих закрытых группах рассказывают, где помогли, а где нет. А еще нужно прийти самому с собой согласию, чтобы воспользоваться полезной информацией, потому что человеку свойственно не признавать собственные проблемы. В системе оборонных сил обращение к психологу не пропагандируется как норма жизни. Раненый боец получает медицинские рекомендации, но ему не говорят: ты уже не такой, каким помнят тебя родные, у тебя могут возникнуть трудности, тебе нужно перестроиться на мирную жизнь.
Психолог прибегает к аллегории.
– Возьмем, как пример, разминирование. Оно предполагает не только очистку полей от мин, но и нетехнические обследования, опрос населения, общение, информирование об участках, которые могут быть опасны, помощь уже пострадавшим. Такой комплексный алгоритм, - уверен эксперт, - должен быть создан и в системе психологической реабилитации. Но на протяжении десяти лет миссия не выполнена.