Все подняты на ноги – Генпрокуратура, Офис уполномоченного по правам человека, Минобразования, журналисты, гражданские активисты, военные, депутаты, политики и просто неравнодушные люди. Слишком мягкий – условный - приговор Воловецкого суда для трех жителей закарпатского села Верхние Ворота развернул небывалую кампанию в защиту девочки, ставшей жертвой насильников. И даже не столько в защиту девочки, сколько ради жесткого наказания для участников грязного сговора.
Приговор называют «купленным», прокуратуру и суд обвиняют во взаимном подыгрывании, в семьях обвиняемых ищут «блатных» (мама – секретарь сельсовета, папа – депутат от «Оппоблока»). Под прицелом гнева оказались и школа, выдавшая насильникам хорошие характеристики, и местная служба по делам детей, и служба пробации.
Почему это произошло и в чем на самом деле кроется проблема, выясняла KP.UA с помощью правозащитников.
В конце августа 2021 года 14-летняя Оля (имя вымышленное) пришла на встречу к своим ровесникам братьям-близнецам Владиславу и Ростиславу, тут же был старший на год Михаил. Девочка спустилась вслед за мальчиками в подвал, поскольку хорошо их знала и якобы со всеми общалась. Но случилось страшное.
Как следует из приговора, один из друзей ударил Олю в живот так, что она согнулась, другой защемил голову между ног. Все трое по очереди произвели сексуальные действия, которые снимали на камеру.
О том, что произошло, Оля никому не рассказала. И, может быть, молчала бы поныне, если бы сопливые «мачо» не выложили видео в школьный чат. Видео разлетелось и по одноклассникам, и вообще по школе.
Полиция открыла дело по статье 152 – "изнасилование".
Сейчас все возмущаются по поводу того, что прокуратура изменила квалификацию статьи на более мягкую 153-ю – "сексуальное насилие". Но если почитать приговор, то можно убедиться, что в обвинительном акте фигурировала 152-я статья. Переквалификацию произвели, когда выяснилось, что… изнасилование недоказуемо. Эксперты не обнаружили в теле девочки следов проникновений.
- То, что произошло, все называют изнасилованием. Но с точки зрения Уголовного кодекса, это действие должно иметь две обязательных составляющих. Первая – это одно из трех возможных проникновений в тело, вторая - отсутствие добровольного согласия. Все остальные действия, не связанные с проникновением, квалифицируются как сексуальное насилие, - говорит адвокат Сергей Старенький.
Юрист напоминает, что такие изменения в УК Украины вступили в силу в январе 2019 года, когда украинцы весело обсуждали «письменное согласие на секс», а на такие нюансы не обращали внимания.
- До изменений в УК фигурировали юридические понятия «изнасилование» и «изнасилование неестественным способом», что часто подвергалось критике, - отмечает Сергей Старенький.
Одним словом, если бы дело оставили слушать по 152-й статье, следовало выносить и вовсе оправдательный приговор, потому что человека нельзя судить за то, что он по факту не совершил, а совершил нечто другое.
Положительные характеристики на обвиняемых, конечно, сыграли свою роль. Но в судебной практике по малолеткам редко пишут плохие отзывы, даже когда речь идет о детях-убийцах. Ребенок, замысливший плохое, до последнего момента может этого не проявлять.
А если «звоночки» и были, то родители и педагоги не хотят признаваться, что их не замечали. Это во-первых.
А во-вторых, с 2020 года Министерство юстиции во главе с Денисом Малюськой стало активно продвигать проекты пробации - перевоспитание преступников вне стен тюрьмы. С параллельным закрытием исправительных учреждений. Если в 2008 году в Украине было 10 колоний для несовершеннолетних, то сейчас осталась только одна - Кременчугская. Суды назначают реальные наказания подросткам только в исключительных случаях.
Кроме мер воспитательного характера, секторы государственного «Центра пробации» делают так называемый досудебный доклад – оценивают риск от пребывания обвиняемого на свободе. В нашем случае было сделано заключение, что уровень риска совершения повторного преступления является низким, исправление без лишения свободы возможно и не представляет высокой опасности для общества.
- Для пробации создали такой алгоритм оценки, что ничего другого написать практически невозможно. Они дают тест, человек его заполняет и не будет действовать в ущерб себе. Но хочу заметить, что заключение пробации суд не обязан принимать во внимание. По своей практике знаю, что когда выгодно его использовать, то используют. Когда нет – то нет.
Сыграла свою роль и просьба пострадавшей в суде не лишать обидчиков свободы. Почему Оля это сказала, мы не можем знать. Верхние Ворота – это село на две тысячи жителей, маленький микромир, где царят свои законы и отношения.
Сейчас для защиты интересов девочки в Апелляционном суде собирается группа адвокатов, которая обещает работать бесплатно и добиться отмены несправедливого, как уверены активисты, решения Воловецкого суда. Известная эксперт по правам ребенка Людмила Волынец не берется давать оценки.
- И никому не советую этого делать, потому что решения суда должны комментировать специалисты, - говорит правозащитница. И обращает внимание на общую проблему.
- По профилактике сексуального насилия у нас миллионы проектов. Бесконечные конференции, лекции, тренинги, кофе-брейки - вбрасываются просто бешеные суммы. А там, где ребенок, никого нет. Потому что вся страна занимается проектами, а не детьми. Потому что наверху выписываются законы, а на местах ничего не меняется. И никто не приходит, чтобы поменять.
Людмила Волынец обращает внимание, что вот сейчас для девочки ищут психологов.
- А в этих Верхних Воротах их нет. Кроме школьного, который писал насильникам хорошие характеристики. И нет в ближайших 150 километрах. И во всем государстве специалистов по реабилитации жертв насилия наберется не больше двух десятков. И они в Киеве, Харькове, а не по селам.
Правозащитница приводит пример из своей практики.
- Года два назад ко мне обратилась приемная семья, в которой 13-летний мальчик стал насиловать братьев и сестер. Оказалось, что в 3 года он сам стал жертвой насилия, но ребенку не оказали никакой помощи – отдали добрым людям, и все. И вот теперь он сам стал обидчиком, и надо думать, что с ним делать, как наказывать, как перевоспитывать. Я начала искать человека, готового работать, но мне все отказывали. Говорили: вы же, Людмила Семеновна, потребуете результат, а мы можем гарантировать только участие.
Другая наша беда – это увлечение всем заграничным. Ювенальная превенция, ювенальная пробация…
- Вот сейчас в моде «Барнхаузы». Это голландское слово, означающее «дом счастья». В «Барнхаузах» с детьми, пострадавшими от насилия, работают сразу психолог, педагог, следователь, эксперты. Чтобы единожды опросить ребенка, а не таскать десять раз по кабинетам. Так вот таких «Барнхаузов» в Украине аж четыре штуки. А мы носимся с ними и даже не пытаемся поменять название на понятное людям.
Людмила Семеновна приводит еще один пример: бабушка хочет вступиться за обиженную внучку, но не знает, куда обратиться. Потому что полиции для детей нет. Пожилая женщина была очень удивлена, когда узнала, что надо идти в ювенальную превенцию.
- Я ей объяснила, что это и есть детская полиция. Так назовите службу так, чтобы люди понимали. Потому что превенция – это профилактика. А пробация – это исправительный комплекс. Пробация должна заниматься не только детьми, которые уже что-то совершили, а детьми, которые склонны к агрессии и преступлениям. Потому что сейчас родителям говорят: убьет – тогда приходите. Потому что службе по делам детей, которая в Верхних Воротах представлена одним человеком, приходится заниматься и неблагополучными семьями, и сиротами, и усыновлением, и трудными подростками.
Людмила Волынец вспоминает, как Минюст подготовил законопроект о дружественном к ребенку правосудии, а депутаты его отклонили. Потому что на местных уровнях нет структур, которые смогут реализовать хорошие идеи.
Случай в Верхних Воротах взорвался и взорвал общество, потому что война, нервы напряжены, и мы хотим жесткого наказания для всех, кого считаем виноватыми. Тем временем, по оценке экспертов, в Украине ежедневно насилуют трех-четырех детей, которые остаются наедине со своими травмами.
Алексей Лазаренко, вице-президент Всеукраинской фундации защиты прав детей:
- Об этой истории говорят так, будто насильники были взрослыми людьми. А они дети, и давайте подумаем, что обществу ценнее – публичное наказание или исправление. В любом преступлении важна восстановительная составляющая. Как для жертвы, так и для преступников.
Колония - не гарантия исправления. После преступления прошло два года, а для подростков это целая эпоха. Если они за это время не совершили ничего плохого, если, правда, раскаялись, то зачем сейчас ломать? В 100% случаев в колонии подростки подвергаются психологическому насилию, в 99% - физическому. Про сексуальное я не могу уверенно говорить, но большой риск есть.
С обвиняемыми тоже должны работать психологи. И не после приговора, а сразу: откуда это взялось, что это означает. Гормональный бунт, желание отомстить, унизить, получить в соцсетях лайки? А может быть, в этом селе домашнее насилие – норма? Когда речь идет о сексуальных преступлениях, очень важна не только объективная, но также субъективная сторона.
Я считаю неправильным, когда всех, кто совершил проступок, пытаются изъять из общества. Находиться в социуме порой тяжелее, чем в тюрьме. В социуме человек чувствует свою вину, на него оглядываются, а в местах несвободы он озлобляется и получает тот нежелательный опыт, с которым вернется в общество.
Я не думаю, что апелляционная инстанция изменит приговор. Но думаю, что увеличит компенсацию понесенного жертвой ущерба.