Россия скрывает количество украинских военнопленных, не сообщает близким, где они, в каком состоянии находятся, нужна ли им медицинская помощь. Сложно представить, каково людям, потерявшим связь с родным человеком. Правозащитники и волонтеры совместно с украинскими властями пытаются исправить эту ситуацию.
По инициативе российско-украинского адвоката Николая Полозова, который занимался делом 24 украинских моряков, взятых в плен в Керченском проливе, и был создан проект «Пошук. Полон». «КП в Украине» связалась с Николаем и узнала, как обстоят дела.
- Николай, как и кому помогает проект «Пошук. Полон»?
- После начала вторжения России в феврале этого года Украина столкнулась с беспрецедентным явлением по своему масштабу – это военнопленные. Да, война идет 8,5 лет, но даже в самые жаркие дни российской агрессии на Донбассе - 2014-2015 годах - такого числа пленных не было. Более того, со времен Второй мировой войны в Европе не было настолько масштабного конфликта с таким количеством пленных. Даже в Югославской войне.
С начала вторжения стало понятно: из-за интенсивности боевых действий число военнопленных начнет расти.
Я не мог оставаться в стороне: уже довольно длительное время занимаюсь делами украинских политзаключенных. У меня есть нужный опыт защиты начиная с дела Савченко в 2014 году – она классический военнопленный - и заканчивая делом украинских военных моряков, которых захватили в 2018 году.
Тогда по поручению президента Украины я взял это дело на себя, сформировал команду адвокатов. Благодаря совместной работе с украинскими властями нам удалось создать предпосылки для того, чтобы моряки вернулись домой. Этот опыт работы я решил экстраполировать на нынешнюю ситуацию с военнопленными, которые после 24 февраля оказались в руках у россиян.
- И вы использовали имеющийся опыт для новой инициативы?
- Да. Вместе с правозащитными организациями я создал проект «Пошук. Полон». Мы занимаемся поиском украинских военнопленных, которых удерживают российские власти. Со мной работает команда адвокатов, находящихся в России. Наша задача - определить местонахождения пленных, оказать им необходимую юридическую и паллиативную помощь.
Не секрет, что в отношении ряда военнопленных российские власти фабрикуют уголовные дела, готовят различные трибуналы. Мы понимаем, что ОРДЛО - полностью подконтрольная России история. Поскольку украинские правозащитники не имеют возможности работать на территории РФ и в ОРДЛО, наш проект, используя ресурс, который еще остался в России, позволяет выполнять эти задачи.
- Сколько уже времени работает проект?
- С момента презентации нашей гуманитарной инициативы скоро пройдет 2 месяца. За это время к нам обратилось огромное количество людей. На текущий момент число заявок на поиск военнопленных превышает 2000. Это - огромный масштаб. Естественно, ресурса, чтобы одновременно найти такое количество людей, у нас нет. Поэтому работаем на пределе возможностей.
- Насколько я понимаю, местоположение военнопленных, условия, в которых они находятся, – тайна.
- Конечно, власти РФ всячески это скрывают. Россия последовательно нарушает нормы 3-й Женевской конвенции. В частности, она так и не создала информационно-справочное бюро, хотя обязана это сделать.
Игнорирование 3-й Женевской конвенции усиливается другими негативными событиями. Например, терактом в колонии в Еленовке, где содержались военнопленные. Дополнительная сложность заключается в том, что различные органы и учреждения «Л/ДНР» находятся вне правового поля России. Поэтому возможности даже российских адвокатов на этой территории существенно ограничены. Оттуда не приходят ответы на запросы, и это большая проблема: значительная часть военнопленных содержится там.
Тем не менее, нам удается искать и находить людей. Пока это небольшое число военнопленных. Но нужно понимать, что скорость работы бюрократической машины в России очень медленная. Условно говоря, ответ на запрос – это месяц. Надеюсь, со временем начнем получать все больше и больше ответов и информации.
- То есть ваша задача заключается лишь в том, чтобы находить военнопленных?
- Не только. Найти – это первая задача: для родственников важно знать, жив ли их близкий и где находится.
Вторая задача заключается в обеспечении коммуникации: по 3-й Женевской конвенции военнопленный вправе направлять почтовые карточки своим близким, вправе получать посылки. Но мы знаем, что пленные находятся в совершенно ужасных условиях, и оказание им паллиативной помощи в обеспечении коммуникации, в снабжении всем необходимым –очередная задача, которая перед нами стоит.
И третье – оказание правовой помощи. По 3-й Женевской конвенции, если в отношении военнопленных заводят уголовное дело, он имеет право на адвоката по своему выбору. Эта норма также будет нами реализовываться.
Что касается наших адвокатов, они работают строго в соответствии с российским законодательством. Увы, их возможности не безграничны, учитывая неправовую сущность российского государства. Но и в таких условиях можно работать – и наши адвокаты это делают. Надо отметить, что это очень смелые люди: такая деятельность в России крайне не одобряется. Но это их позиция, их выбор, и я горжусь, что есть такие люди, которые готовы с риском для себя помогать.
- Что-то известно о том, в каких условиях находятся пленные, как с ними обращаются?
- По 3-й Женевской конвенции власти РФ должны создать специальные лагеря для военнопленных. Они должны содержаться отдельно от лиц, которые преследуются по общекриминальным делам. Естественно, российские власти не стали создавать такие лагеря, они начали использовать уже имеющиеся учреждения пенитенциарной системы - следственные изоляторы и колонии разделяют на несколько секторов. В одном секторе держат военнопленных, в другом – преступников.
Условия там очень тяжелые. Помощи военнопленным нет никакой, обеспечения тоже. В лучшем случае они получают ту же пайку, что и заключенные. Никаких передачек, посылок, с медикаментами очень плохо. В российских СИЗО и тюрьмах медицина ужаснейшая. И это проблема: среди военнопленных есть раненые, которым нужна помощь.
Уже сейчас власти РФ столкнулись с тем, что СИЗО переполнены. Они прямо не говорят, что это из-за военнопленных, но по последней информации российские следственные изоляторы заполнены на 96%. Элементарно не хватает мест. Даже без военнопленных ситуация была очень трудной, люди спали по очереди: не хватало коек. Думаю, обращение с военнопленными ничуть не лучше, чем с заключенными.
- Какой процент людей уже удалось найти?
- Пока минимальный. Сейчас речь идет о нескольких десятках людей. Но если мы говорим об общем количестве, о которых недавно заявил уполномоченный по вопросам лиц, пропавших без вести при особых обстоятельствах, Олег Котенко, таких – порядка 7000 человек.
- И многие находятся сейчас в ОРДЛО и по ним нет информации?
- Никакой. Мы отрабатываем различные алгоритмы. Нет готового рецепта или набора действий при поиске людей. Мы ищем новые подходы, постоянно экспериментируем, принимаем новые решения для того, чтобы повысить эффективность поисков. В том числе действия, которые позволят нам находить военнопленных на территории ОРДЛО. Но, опять-таки, нужно время. Два месяца – совершенно не срок для таких дел из-за бюрократической вязкости.
- Правильно ли я понимаю - если обнаружить одного пленного, можно идентифицировать всех, кто находится рядом с ним?
- Безусловно. Если установлена коммуникация с одним военнопленным, он может рассказать о тех, кто находится рядом с ним. У российских властей нет таких ресурсов, чтобы всех держать раздельно. Поэтому, думаю, с течением времени мы начнем находить все больше и больше людей.
Важно понимать, мы никоим образом не стремимся подменить усилия украинских властей по поиску пленных. Эта инициатива вспомогательная, она направлена на усиление действий, которые осуществляют украинские власти. Наша задача в том, чтобы, первое - не навредить, второе - максимально помочь и тем самым приблизить победу Украины. Вопрос человеческого измерения для меня как для правозащитника крайне важен. Военнопленные – это еще одна грань войны, которую необходимо должным образом отработать.
– Для чего России нужно так много военнопленных? Почему не меняют на своих?
- Власти РФ не хотят возвращать военнопленных, поскольку те снова станут в строй с оружием в руках защищать свою родину. Эти опасения понятны. Россия идет на издержки, чтобы снизить мобилизационный ресурс Украины. Существует ряд оснований в международном гуманитарном праве, которые позволяют эту проблему решить.
Например, при достижении международных договоренностей между Украиной, Россией и третьей нейтральной страной военнопленных можно интернировать в третью нейтральную страну, где они будут находиться до конца боевых действий.
И на мой взгляд, такой третьей державой может быть, например, Турция. Но это прерогатива украинских властей – работать по этому направлению, если они посчитают для себя это возможным.
Что касается международных организаций, то, конечно, их работой и мы, и родственники военнопленных недовольны.
Также нужно понимать, что по 3-й Женевской конвенции те военнопленные, в отношении которых возбуждены уголовные дела, могут удерживаться той державой, в которой они находятся в плену. И это может касаться, например, «азовцев». Предполагаю, что работа нашей инициативы, даже если будут найдены военнопленные, этим не ограничится.
– Потому что будут заводить уголовные дела по поводу и без?
– Да.
– А что касается бойцов «Азова», о них что-то известно сейчас?
– На текущий момент мы знаем только то, что есть в свободном доступе. Мы постоянно мониторим СМИ, в том числе российские, специализированные телеграм-каналы. Пока официальных ответов у нас нет. Но, опять-таки, нужно время. Каждый день мы получаем новые массивы информации, обрабатываем их. Мы пока в самом начале непростого пути.
– Какие советы можно дать родственникам военнопленных? Как сохранить спокойствие, когда родные люди неизвестно где?
– Безусловно, близким крайне важно сохранять терпение. Конечно, эмоциональный фактор присутствует всегда. Но людям нужно понимать: как только они подали заявку и выполнили необходимые действия, ее сразу берут в работу. Переживания никак не приблизят поиск близкого человека - важно верить в ВСУ и сохранять спокойствие.
– Те люди, которых уже удалось найти, не жаловались на пытки или другие жуткие вещи?
– Пока мы такие случаи не зафиксировали. Не исключаю - такое возможно, потому что явление, к сожалению, распространенное. Но из того небольшого объема подтвержденной информации по военнопленным, которая у нас есть, этого не следует.
Но пока это капля в море, самое начало работы.
Российский адвокат. Родился 6 декабря 1980 года в Москве.
В декабре 2011 года занимался делами задержанных на митинге на Сретенке. Защищал в военном комиссариате права Петра Верзилова – активиста арт-группы «Война» и мужа Надежды Толоконниковой. Работал над некоторыми делами Алексея Навального.
В 2012 году вместе с Марком Фейгиным и Виолеттой Волковой защищал Pussy Riot.
В 2014 - 2015 годах был вторым адвокатом Надежды Савченко.
Защищал в суде Сергея Удальцова, Хайсера Джемилева, Ахтема Чийгоза, заместителя главы Меджлиса крымскотатарского народа Ильми Умерова.
В 2019 году занимался делом 24 украинских военных моряков.