Первый Герой Украины, первый по числу изобретений и новаций в стране, бессменный президент Академии наук в течение 58 лет – воистину рекордный срок. О Борисе Патоне, который ушел от нас на 102-м году своей яркой жизни, можно много говорить.
Но сегодня к печали примешивается тревога: сможет ли выжить академия без столпа, на котором держалась долгие годы. Об этом и о том, каким знали и помнят Бориса Евгеньевича, "КП" в Украине" рассказали его коллеги по ученому цеху.
|
- Первый раз я увидел Бориса Патона в 80-х годах на выставке вузовской науки, которую организовало Министерство образования Украины, - рассказывает директор Института термоэлектричества (Черновцы) академик Лукьян Анатычук. – Мы тогда постарались показать все лучшее, что наработали в институте. Борис Евгеньевич осмотрел все экспозиции, в том числе и нашу. А на следующий день разыскали меня и пригласили на встречу. "Такие хорошие результаты, а академия не имеет к ним отношения. Это неправильно, это надо исправлять" - сказал Патон. И вскоре наша секция получила новое развитие, а мы с Борисом Евгеньевичем стали друзьями и соратниками. Наши научные интересы во многом соприкасались.
Академик вспоминает, что Борис Патон удивительным образом сочетал в себе черты, которые обычно присущи разным по складу ума и характеру людям.
- Он был очень хорошим организатором и в то же время достаточно мягким, демократичным руководителем. Чистой воды ученый, когда речь шла о теоретических изысканиях, и расчетливый практик. Он все время стремился к тому, и это нас очень объединяло, чтобы наука развивалась не в отрыве от жизни. Чтобы все открытия как можно быстрее становились полезными для людей, - говорит академик. – И еще его отличало уникальное умение распоряжаться своим временем. При том, что Борис Евгеньевич был очень занятым человеком, он всегда находил возможность встретиться и поговорить с теми, кто нуждался в его совете или поддержке.
Будущее Национальной академии наук без Патона, по мнению Лукьяна Анатычука, зависит и от того, как отнесутся к этой институции государственные мужи.
- Жизнь показала, что развалить можно все, в том числе и академию, - это самый несложный путь. Но если мы думаем про завтрашний день страны, то должны думать и о развитии ее науки. Конечно, далеко не все, что было актуально лет 30-40 тому назад, сейчас востребовано. Нужны реформы, нужны молодые силы. А молодежь не идет в науку из-за низких заплат. Без принципиальной государственной позиции такую ситуацию не изменить.
|
В апреле этого года должны были состояться выборы нового президента Академии наук. Борис Патон впервые в жизни отказался баллотироваться, но сбросить груз с плеч не смог."Удивительной силы воли"
- Из-за карантина выборы перенесли, президиум академии продолжил срок деятельности. Видимо, такова была Божья воля, чтобы Борис Евгеньевич оставался действующим президентом до последнего своего дня, - говорит директор Института биохимии им. Палладина академик Сергей Комисаренко. – И он работал. Физически был уже очень слаб, особенно в последние месяцы, но сохранял ясный ум и светлую память. Он не руководил академией единолично, как говорят злопыхатели. Решение принимают президиум и бюро президиума, тут могут спорить, дискутировать. Но слово Бориса Патона по традиции становилось решающим.
Наш собеседник считает, что сохранять работоспособность до таких преклонных лет Патону помогала его необычайная сила воли.
- Я навещал Бориса Евгеньевич в больнице, когда он сломал тазобедренный сустав. Тогда ему было 85 или даже больше лет. Люди в таком возрасте редко становятся на ноги после операции, поскольку приходится терпеть сильные боли. А Патон встал на четвертый день и ходил, ходил... Я видел, чего это ему стоило.
Многие рассказывают, как мастерски Патон вел научные диспуты. А вот Сергей Комисаренко вспоминает, что и вне работы он был очень интересным собеседником.
- Очень любил анекдоты, особенно из серии "армянского радио", мог много говорить о книгах, которые читал, о людях. Его и моя жизнь фактически с рождения связаны с академией, мы часто вспоминали разные события, знаменитостей, с которыми общались. Старший брат Бориса увлекался охотой и рыбалкой. А вот он таких занятий не любил. Свободное время старался посвящать литературе и спорту, играл в теннис, пока не начались проблемы с суставами, старался много плавать и до последнего дня делать физические упражнения.
Сергей Комисаренко вспоминает - в советские годы украинская Академия наук была во многом сильнее, чем всесоюзная. Со словом Патона считались на самых высоких постах.
- Приведу такой пример. После трагедии Чернобыля моя группа занималась влиянием разных доз радиации на организм. Тогда принято было считать, что есть некий уровень облучения, который не приносит ликвидаторам ни малейшего вреда. Мы договорились об исследованиях возможных безопасных доз с военным госпиталем. Но инициатива не понравилась в Москве, в ней увидели угрозу для атомной энергетики, и нашу работу стали прикрывать…
На инициативе точно поставили бы крест, окажись Сергей Комисаренко сотрудником всесоюзной академии.
- Но я работал в Академии наук УССР, доложил о ситуации Патону, а он сказал: продолжайте! Его авторитет только и позволил завершить исследования. В результате мы первыми в мире показали, что даже малые дозы радиации существенно влияют на иммунную систему человека. Научной любовью Бориса Евгеньевича была электросварка. Но он активно поддерживал все науки, которые развивались в Украине.
Академик Комисаренко отчасти не разделяет мнение, что последние годы НАНУ держалась только на авторитете Патона.
- Разговоры о том, что давайте, мол, закрывать академию, сколько уже можно, начались шесть лет тому назад. При правительстве Яценюка, не глядя на любые авторитеты, очень сильно урезали финансирование. Научные институты не получали денег даже на зарплату, штаты приходилось сокращать на треть и на четверть. Конечно, это сказалось на перспективах. Я согласен с тем, что академию нужно реформировать, но уничтожить ее нельзя. Кроме прочего это огромный экспертный орган.
|
- Так сложилось, что во многом моя биография связана с академией. А началось все со скромной работы в президиуме – я была при отделе кадров. В кабинет самого президента мы не заходили, передавали документы на подпись через секретаря – серьезную такую, почтенного возраста даму. Но Патон часто сам выходил в приемную. Очень по-доброму здоровался, мог расспросить, как дела. Он совсем не был похож на человека, который чувствует свое превосходство. Только улыбался так, как будто знал немного больше, чем знаем мы, молодые девчонки. Тогда ему было 70 лет, - вспоминает зав. отделом Института философии им. Г. С. Сковороды Людмила Филипович.
В юности она собиралась стать медсестрой, но атмосфера академии определила ученое будущее.
- Это было удивительное содружество людей, где не имело значения, академик ты или уборщица. Настоящая демократия, но не разболтанная, а очень дисциплинированная. Борис Евгеньевич задавал такой тон. Про больших руководителей любят сплетничать, но о Патоне мне никогда не приходилось слышать такого, чтобы его могло хоть немножко скомпрометировать.
Людмила Филипович признает, что смерть Патона внесла напряжение в жизнь ученых.
- Многие переживают: неужели разбазарят, растащат имущество академии в центре Киева, на которое давно точат зубы? Думаю, если сработает волчий инстинкт – каждый сам за себя, то нам и правда может быть "крышка". А если мы консолидируемся, то – нет. Есть наука, на которой можно самостоятельно зарабатывать, но есть также вещи, в которые необходимо вкладывать деньги в расчете на далекий результат. Как можно заработать на законе Ома или теореме Ферма? Это основы, на которых строится прогресс, - говорит Людмила Филипович.
Академия, считает философ, как минимум должна остаться оплотом фундаментальных наук.
ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ