Внешне жизнь Владимира Набокова не была полна захватывающих событий. Родился в благородной петербургской семье, 19 лет прожил барчуком, потом уехал в Европу, спасаясь от большевиков. Еще два с лишним десятилетия спустя переехал в США, спасаясь от Гитлера. Преподавал в университете, потом написал "Лолиту", прославился, разбогател - и последнюю четверть жизни провел в Швейцарии. Вместе с Верой - одновременно женой, ближайшим другом, секретаршей и отчасти редактором; они провели в браке более полувека.
Сборник интервью Набокова, недавно опубликованный на русском, называется "Строгие суждения". Но "строгие" - это преуменьшение: все, что ему не нравилось, Набоков просто поливал из огнемета! А все, что любил, превозносил.
Самое мягкое, что Набоков говорил о родине, захваченной, с его точки зрения, полчищами чудовищ, - что она стала "безнадежно провинциальной". Когда в 1969‑м произошел конфликт между СССР и Китаем на острове Даманский, Набоков мечтал о войне между двумя коммунистическими государствами, в которой они сожрут друг друга. (Войну во Вьетнаме Набоков с женой, напротив, поддерживали, считая священной "войной с коммунизмом не на жизнь, а на смерть".)
У ненависти к советской власти был миллион частных проявлений. Так, Набоков не принял орфографическую реформу и всю жизнь писал по-русски с ятями. Или советская космическая программа: в начале 60-х Набоков ворчал, что нет никакого доказательства полета Гагарина в космос. Может, русские "просто нашли способ обмануть радары"! Впрочем, он и в последовавшем вскоре за гагаринским полете Джона Гленна сомневался. Лишь несколько лет спустя кадры высадки американцев на Луне внезапно стали для него убедительным доказательством пребывания человека в космосе. Он даже специально взял напрокат телевизор (вообще телевидение тоже ненавидел), чтобы наблюдать за процессом, и потом отзывался о событии с восторгом.
Пастернак и прочие лауреаты Нобелевской премии
Набоков очень хотел получить Нобелевскую премию, которую, безусловно, заслуживал. И его постоянно на нее выдвигали (в частности, Александр Солженицын, после того как получил ее сам). Но премию писателю так и не дали. "Автор аморального и успешного романа "Лолита" ни при каких обстоятельствах не может рассматриваться в качестве кандидата на премию!" - бесился один член Шведской академии (его реплику нашли в архивах, опубликованных несколько лет назад).
Самого Набокова очень раздражали писатели, кто премию все-таки получил. В послесловии к русскому переводу "Лолиты" он в одном абзаце расстреливает сразу пятерых: Хемингуэя ("современного заместителя Майн Рида"), Фолкнера и Сартра ("ничтожных баловней западной буржуазии"), Шолохова с его "картонными тихими донцами на картонных же хвостах-подставках" и Пастернака с его "лирическим доктором с лубочно-мистическими позывами, мещанскими оборотами речи и чаровницей из Чарской".
Отношение к Пастернаку было особенно болезненным: "Доктор Живаго" не только принес своему автору Нобелевскую премию, но и сместил "Лолиту" с первого места в списке бестселлеров. Набоков и раньше относился к Пастернаку прохладно, но тут уже еле себя контролировал: в интервью начал направо и налево рассказывать, какой "Живаго" ужасный роман...
Отчего-то Набоков еще и был уверен, что "Доктора Живаго" опубликовали за границей с полного одобрения ЦК КПСС, а то, что его выдали за запретную книгу, было лишь хитроумной пиар-акцией; на самом деле роман принес советскому правительству много "добротной иностранной валюты"... Переубедить писателя было невозможно. В 1959-м он написал глумливую, нарочито угловатую и корявую пародию на стихотворение Пастернака "Нобелевская премия" (эту пародию потом на голубом глазу исполнил в виде песни Александр Градский). Она неожиданно завершалась на высокой горделивой ноте: "Но как забавно, что в конце абзаца, корректору и веку вопреки, тень русской ветки будет колебаться на мраморе моей руки".
Набоков никогда не скрывал презрения ко многим авторам, которых "непросвещенные" читатели мнят классиками, - Бальзаку, Горькому, Томасу Манну, Стендалю. Но Достоевский занимает тут особое место: ни одного классика Набоков не поносил так последовательно. Он признавал за ним талант юмориста, но вообще считал "переоцененной бездарностью", "любителем дешевых сенсаций, неуклюжим и вульгарным". К худшим его романам он относил "Братьев Карамазовых", а в "Преступлении и наказании" видел "невероятную пошлость" и "отвратительное морализаторство".
Родители Набокова дружили с музыкантами (по легенде, в их доме впервые пел молодой Шаляпин), а его сын Дмитрий даже стал оперным певцом. Но у самого писателя слуха не было. "Я свернул бы шею легкой музыке - запретил бы ее включать в общественных местах!" Он делал исключение для музыки, звучащей в наушниках или в театре, - но и в театре не все было хорошо. Чайковского он ненавидел за "чудовищное и оскорбительное" либретто "Евгения Онегина" - соответственно и музыка ему казалась "приторно пошлой". Отдельно он ненавидел джаз.
Набоков прожил в Берлине много лет, и его отвращение к этому городу и этой стране крепло с каждым днем. "Меня тошнит от немецкой речи", - писал он жене (и потом всегда утверждал, что не знал немецкого языка, хотя на самом деле наверняка мог на нем изъясняться). Берлин для него - "убогая гадость, грубая скука, привкус гнилой колбасы и самодовольное уродство". И все это он писал еще до прихода к власти фашистов! Кроме того, когда он писал о пошлости, неизменно приводил в пример немцев: в Германии-де "пошлость не только не осмеяна, но стала одним из ведущих качеств национального духа, привычек, традиций и общей атмосферы... Надо быть сверхрусским, чтобы почувствовать ужасную струю пошлости в "Фаусте" Гете".
В литературе на первом месте для Набокова всегда стоял Пушкин (он потратил несколько лет на создание идеально точного прозаического перевода "Онегина" на английский и колоссальный комментарий к нему).
В 1969-м Набоков перевел на английский "За гремучую доблесть грядущих веков..." Мандельштама и назвал его "удивительным поэтом, величайшим из всех, кто пытался выжить в России при советском режиме..."
Марину Цветаеву он тоже назвал гениальной поэтессой. Но отнюдь не ко всем поэтам Серебряного века был так ласков. Гумилева обожал в отрочестве, а потом пренебрежительно говорил, что тот писал стихи для подростков. Ахматову обидел, сочинив пародию даже не на ее стихи, а на стихи ее подражательниц (Анна Андреевна все равно назвала роман "пасквилянтским" и очень дулась).
Трагическую судьбу Мандельштама Набоков автоматически переносил на всех советских писателей, которые ему нравились. По его версии, "один за другим исчезли по безымянным лагерям" и Зощенко, и Олеша, и Илья Сельвинский, и Николай Заболоцкий, и "поразительно одаренные" Илья Ильф с Евгением Петровым (в реальности репрессирован был только Заболоцкий).
Из более поздних авторов он неожиданно выделил Окуджаву с "Сентиментальным маршем": строку "Надежда, я вернусь тогда, когда трубач отбой сыграет" даже вставил в свой роман "Ада", правда, в дичайшем фонетическом переводе ("Speranza, I shall then be back, when the true batch outboys the riot"). Белла Ахмадулина, будучи в Швейцарии, удостоилась аудиенции и похвалы (ей, оробевшей от встречи с Набоковым, запомнился его вопрос: "А в библиотеке в СССР можно взять мои книги?").
Иосифа Бродского Набоков недолюбливал (вероятно, предчувствовал, что тот в конце концов получит Нобелевскую премию). Но послал молодому поэту в подарок в Ленинград через издателя Карла Проффера ценный подарок - настоящие фирменные джинсы. История умалчивает о том, угадал ли он с размером.
Набоков очень уважал великого режиссера (они даже внешне в старости были чем-то похожи). Хичкок хотел снять фильм по его сценарию, и в 60-е
они обменивались письмами. Сначала Набоков придумал сюжет про человека, сбежавшего из СССР на Запад, но быстро его отбросил. (Хичкок потом снял фильм "Топаз", в центре которого был перебежчик, но без участия Набокова.) Второй сюжет был о космонавте, у которого завязывается роман с актрисой. Потом он отправляется на орбиту и возвращается совсем другим человеком. "Она сначала озабочена, потом испугана, потом она в панике... Тут можно придумать не одну развязку", - писал Набоков. Хичкок ничего подобного не снял, но в 1999 году вышел фильм "Жена астронавта" с Шарлиз Терон и Джонни Деппом, где был использован набоковский сюжет (переписка с Хичкоком давно уже была опубликована; в титрах писатель не упоминался). Там в тело космонавта вселялась грозная инопланетная сущность, к ужасу его жены.