Дыхание севера
Дни нашей жизни… Оглядываешься назад - многие стерты в памяти. А иные помнишь с подробностями, как будто это было вчера.
Вот три дня из поездок на Север. Стоим на причале в Карелии, ожидаем прихода "Ракеты", чтобы плыть к знаменитым Кижам. Всех радует предчувствие момента, когда увидим старинную деревянную церковь. Стоящий со мною рядом мужик в старой, но чистой гимнастерке с медалями говорит: "Ну сними, сними вместе с внуком. Помните, какой день сегодня? В этот день двадцать лет назад началась война". И вдруг стал читать стихи: "Тот самый длинный день в году/ С его безоблачной погодой/ Нам выдал общую беду/ На всех, на все четыре года". Я тогда не знал, что это стихи Симонова. И, может, поэтому сильные строчки врезались в память…
Сели на судно. И я вспомнил, как началась война. В этот воскресный день мы сидели на крыльце около патефона. Крутилась пластинка с песней "Зашумели, загудели провода". И вдруг веселая мелодия оборвалась. Иголка патефона, царапая пластинку, остановилась. Мимо крыльца шли с поезда озабоченные люди и говорили: "Война… Война…"
- Что ты притих? - сказал теперь сидящий рядом мужик с медалями. - Вспомнил, говоришь? Сколько тебе было тогда?
- Одиннадцать лет…
- Да, в памяти много всего осталось…
- Подойдем к окошку. Вон из воды уже виднеется верхушка церкви.
"Ракета" летела по воде, словно на крыльях. И вот церковь уже видно: стоит на острове. Видно ее причудливый и торжественный силуэт.
- Ну вот она, наша северная красавица, - говорит мой знакомый и спешит обняться с кем-то из встречающих, возможно, с другом, тоже с медалями.
И вот стоим у храма. Надо его обойти. Не терпится его снимать. Но знаю: надо найти верную точку съемки… На маленьком острове, кроме церкви, стоят большие дома, привезенные, наверное, издали, стоит особняком шестикрылая мельница. Но главное - церковь. Я видел её на снимках. Как еще можно снять это деревянное чудо? Три раза обошел кругом - нет новой точки. По острову ходит белая лошадь. Если бы увязать деревянную старинную постройку с лошадью. Но как это сделать? В рюкзаке у меня есть сахар и конфеты. Попробуем "уговорить" лошадь... Она съела зеленую веточку вербы, потом увидела на траве сахар. Равнодушно съела его. Но через полчаса лошадь стала щипать траву в нужном мне месте. Теперь не спугнуть ее фотокамерой. Мешают паломники. Машу им рукой - "Ни шагу!.." Лошадь щиплет траву. Но мне нужно, чтобы не лошадь - конь смотрел в объектив! Нужен какой-то незнакомый лошади звук. Навожу камеру и сильно губами издаю этот звук. Лошадь резко оборачивается и действительно выглядит резвым конём. Всё! Делаю несколько снимков на всякий случай, если один, главный, не получится, как хотелось…
Остаток дня до позднего вечера брожу по острову - снимаю мельницу, старинные дома, подходящие теплоходы. Повстречал знакомого спутника с медалями. Он с другом в лодке поплыли на рыбалку. Узнал: они вместе воевали у Ленинграда, а после войны каждый год встречаются. На прощание мой встречный опять вспомнил стихи, на этот раз Пушкина: "Одна заря сменить другую/ Спешит, дав ночи полчаса".
Всю ночь не спал. Было светло, как днём. Но чайки, сидя в воде на камнях, спали. Сами камни были похожи на головы тюленей, всплывших из глубины. А за спиной стояла церковь, молчаливая и загадочная в этой белой ночи.
В ДРУГОЙ раз я видел белую ночь на Чукотке. Мы сидели с "оленьим доктором" - так пастухи звали ветеринара Сапрыкина Андрея Гавриловича. Он, подбрасывая в костер тонкие прутья, рассказывал мне о Севере.
|
- Без оленей этот край был бы сплошной пустыней. Олень и рыба поселили тут человека…
- Ну а вы, прилетевший из Пензы, как вам Север?
- Сначала диким казался. Как тут жить? Потом, когда работал в Нарьян-Маре, стал привыкать, а сейчас, когда полечу к родне, тянет назад. Думаю: как люди живут в городах? Трутся друг о друга, как зерно в ступе, - не продохнуть…
Помолчав, мой собеседник мешает в котле варево и опять начинает говорить об оленях.
- Без оленя тут человек не может жить. В упряжке - олень, в гости за двести верст чукча на оленях ездит. Оленье мясо - основная еда в тундре. Юрта - оленьи шкуры. Постель в юрте - оленьи шкуры. Кухлянка, шапки, торбаса, рукавицы, непромокаемая летняя рубашка - оленьи шкуры. Мягкая, тонкая и пушистая одежонка на ребятишках - шкура молодого олешка-пыжика. Нитки, которыми мать мастерски шьет одежду и торбаса, - оленьи жилы. Обычные нитки порвутся, сгниют от сырости - жила не рвется. Ремни на нартах - оленья кожа. Шкурой же подбиты лыжи. Мешок-кукуль, в котором чукча ночует в дороге, - оленьи шкуры. Из шкуры сделан бубен - на празднике поиграть. Даже олений помет чукча собирает и бережет для выделки шкур…
"Стоп!" - сказал я и достал из рюкзака небольшую книжицу, недавно изданную в Москве. Читайте. И указал строчки.
Андрей Гаврилович стал читать и весело смеяться.
- Да, об оленях верно написано. Кто это вам рассказал?
- Как и вы, "олений доктор", - и показал название книжки.
- Всё понятно. Камчатка… Она почти рядом, но я сам не бывал. Об оленях рассказано тут то же самое, что и я говорил…
До утра мы сидели возле костра. Андрей Гаврилович опять говорил об оленях, вспоминал разные случаи.
- Вон стоит олень с большими рогами. Он волка не испугался. Как это было… Одинокий зверь бросился к важенке, у которой был телёнок. И вот этот богатырь мгновенно прижал волка к земле и держит. Держал до момента, когда пастух бросился на волка с ножом…
Утром нас разбудил вертолёт, летевший от берега в тундру.
- Вертолет - хорошо, самолет - хорошо, а на оленях лучше! - пропел Андрей Гаврилович, вылезая из спального мешка.
|
ТРЕТИЙ снимок сделан тоже на Чукотке неделей позже. Надо было снять караван судов, пришедший с запада Северным морским путем. Мне повезло. Караван задержали льды недалеко от порта разгрузки. Я выбрал место, где скалистый берег Ледовитого океана был живописен и мимо которого обязательно пройдет караван. Важно было не пропустить этот момент.
Ждать пришлось день и ночь. Скоротать время мне помог горностай. Любознательный зверь, видимо, ни разу не видел человека и стал меня изучать. Через час он уже стал брать из рук колбасу и позволять себя фотографировать около палатки.
Но время текло медленно, и только на второй день я увидел, как корабли тронулись мимо моих скал в порт…
По уговору в поселке меня сразу же должны были отвезти на вездеходе. Машина вовремя пришла, и я увидел, какая радость - приход в эти места кораблей.
Мне рассказали: кончились консервы овощей и фруктов, кончилась картошка. "Кошки, страдая от безвитаминного корма, съели на окнах цветы".
В поселке меня пригласили на обед: "Будет привезенная кораблями молодая картошка". Но не удалось пообедать. Моим друзьям позвонили летчики: "Самолет на остров Врангеля отправляется через час".
