Проводы журавлей
Про журавлей один из местных жителей нам сказал: "Улетели. Полдня кружились, и видите - стихло".
Мы стояли возле болотца, как пассажиры на станции, прозевавшие поезд. И уже сказаны были утешительные слова: "Ну что же, до нового сентября" - как вдруг над полем раздался тревожный желанный крик. Мы встрепенулись. Над мокрым жнивьем, над жидкой осиновой рощицей, над почерневшими стожками соломы неторопливо невысоко летело семь журавлей.
Минут через десять тем же путем так же низко пролетело еще одиннадцать журавлей. Потом еще. И каждый раз тревожно кричавшим птицам туманная даль отвечала трубными приглушенными голосами.
Оставив друзей у машины возле дороги, я схоронился в кустах на линии перелета и стал терпеливо ждать…
Эти места под Талдомом давно облюбованы журавлями. Они тут селятся в непролазных болотных крепях, но малым числом. Зато осенью с больших пространств европейской России журавли собираются тут в громадную стаю. Они кормятся перед дальней дорогой, продолжают обучать молодняк лёту, приобщают его к коллективному бытию. Днем они на полях, на ночь слетаются в пойму, к Дубне, в камышовые и ольховые крепи с мелкой стоячей водой, с пятачками лужков.
Место это под Талдомом, по всему судя, лежит на какой-то птичьей дороге. Из кустов я вижу пролетную стайку чибисов. Белобокие птицы сидят, вобрав голову, на лужке, отдыхают. Проносятся стаи скворцов. Суетливо кричат в нестройном полете дрозды. А вот и самый желанный из звуков - верно он назван трубным - летят журавли. Низко и прямо на ольховый мой островок. Трое. Скорее всего, семья: мать, отец и не журавленок - уже готовая к путешествию взрослая птица. Но родители еще опекают узнавателя жизни. Заметив в кустах человека, птицы с криком чуть изменяют курс, и я вижу исподнюю черноту крыльев, серые формы идеально приспособленных к лёту тел, темные голенастые ноги…
И вот уже новые крики. Тем же курсом над ольховым кустом пролетает немалая стая - штук сорок. Летят "веревкой", потом образуют шевелящийся клин. Отозвавшись кому-то, снижаются и смолкают.
- Они не улетели. Просто дождь заставил их поменять место…
Житель деревни Бучево Виктор Егорович Иванов охотно берется помочь нам в поисках журавлей.
- На Апсарёвом болоте надо глядеть…
Минут через сорок мы вылезаем из "газика" на пригорке у околицы маленькой, потонувшей в садах деревеньки. В низине между лесом и деревенькой желтеет ячменное поле. И на нем… Я не поверил своим глазам. Показалось вначале: отары серых овец сбились в кучу и тихо пасутся. Это была журавлиная стая.
- Не менее тысячи… - сказал Виктор Егорович, передавая бинокль.
В двенадцать раз сокращает стекло расстояние. Видны подробности полевого птичьего стойбища. Большинство журавлей кормится, наклонив к земле головы. Но в каждой "отаре" один-два непременно на страже. И по опыту знаю: достаточно одному заметить опасность и протрубить - вся огромная стая поднимется на крыло.
В этот день ярко светило солнце. Было тепло и тихо. Желтые краски леса и поля сияли в полную силу. Дождями промытая даль синела у горизонта зубцами леса. А внизу по жнивью ходили серые волны. Журавли неспешно передвигались на поджарых ногах, взлетали и тут же садились. Покрикивали. Это могло значить: кто-то издалека их окликнул родственным звуком. Минут через пять действительно появлялась и плавно садилась новая журавлиная группа, возможно, только что прилетевшая издалека.
Виктор Егорович, наблюдая мое возбуждение, говорит:
- В охотку-то интересно. А мне они с детства известны. Случалось, сидишь с удочкой в камышах, спускаются - чуть картуз с головы не сшибают…
- А есть, Егорыч, люди - ни разу в жизни журавлей не видали. И не слышали, как кричат…
- Да, положительная птица, - соглашается мой собеседник, привалившись спиной к старой груше. Я пробую снять это чуткое сборище птиц. Но точка съемки неподходящая - сплошная серая масса.
- Сделаем так, - предлагает Егорыч, - я обойду и с другой стороны легонько их строну. А ты уж тогда не зевай...
Но не прошло и четверти часа, как я почувствовал: журавли заметно заволновались. Громадное серое покрывало на поле заколыхалось. Началась тревожная перекличка. И вот момент: вслед за самыми нетерпеливыми на крыло стала вся журавлиная стая.
Никогда ничего подобного я не видел. Даже в Африке, где скопление крупных птиц - дело обычное. Более тысячи журавлей низко плыли над рощей. Они, конечно, меня заметили и разделились на два потока. Вся стая возбужденно кричала, и этот хор из тысячи голосов заставлял трепетать на осинах листы.
Журавли, кажется, рады были размяться.
-Вот так, возбудившись, могут сняться и улететь?
- Не-е. Это у них что-то вроде учебной тревоги - проверяют готовность к лёту. Покричат, полетают и сядут в пойме...
Взволнованы были лишь мы с мальчиком. Оба впервые видели этот всполох. Журавли между тем, затихая, спускались в пойму. И когда солнце приблизилось к горизонту, в пойменной дымке мелькнули последние их силуэты…
Две недели после этого дня я позванивал в Талдом друзьям.
- Как журавли?
- Летают. Третьего дня кружились прямо над городом - верный признак: скоро отчалят.
А вот известие от самого Егорыча: улетели. "4 октября не очень шумно снялись и, курлыкая, скрылись. Это значит: осень перевалила к зиме".
Журавлей становится меньше и меньше. И каждая встреча с ними - большая удача и очень большая радость. Мы видим их чаще всего весной, когда прилетают, или теперь вот, когда, покинув родные болота где-нибудь на Мещере, под Талдомом или в пойме Хопра, они караванами двинутся к югу.
На земле обитает пятнадцать видов журавлей. И у всех народов эта птица всеми любима. Брэм называет ее "благороднейшей" и сожалеет, что "не может перечислить все достоинства журавля". Их у птицы действительно много - красива, умна, прекрасный летун, безошибочный навигатор, хороший пловец и ходок; птица гордая, осторожная, но не трусливая, с повадками, издавна вызывавшими интерес человека.
Покормившись с утра (болото и поле одинаково подходят для пастбища), журавли по весне предаются занятным играм - красуясь друг перед другом, подпрыгивают, распустив крылья (журавлиные танцы!), подбрасывают вверх и на лету ловят камешки, пучки травы. Все их движения плавны, лишены суеты и исполнены радости жизни.
Людей эти птицы сторонятся, поселяясь в глухих и малодоступных местах. Прилетая кормиться в поля, они держатся бдительно. На Хопре я потратил несколько дней, пытаясь снять журавлей на гороховом поле. Ни разу не удалось! Всегда они вовремя замечали опасность, и я их видел уже взлетевшими - крупные, вольные, недоступные птицы!
Однако прирученный с раннего возраста журавленок обнаруживает поразительную привязанность к человеку - ходит за ним по пятам, проявляя при этом удивительное понимание обстановки. На деревенском дворе эта птица, взрослея, становится "третейским судьей" в разного рода ссорах и потасовках, утихомиривая не только кур и гусей, но даже собак и кошек. При этом журавль ни на мгновенье не потеряет достоинства и уверенного спокойствия. Он верховодит, давая одним почувствовать силу и остроту клюва, других ободряя лаской.
В дикой жизни журавлик с появленья на свет готовится к странствию. Он сразу же много ходит, а научившись летать, летает, понуждаемый к этому старыми журавлями.
Недавно мой друг, отдыхавший на Вологодчине, видел один из уроков журавлиной школы полетов. "Их было трое - две взрослые птицы (явно папа и мама) и сеголетка. Один из старших парил кругами вверху, другой летал значительно ниже. А между ними робко набирал высоту журавленок. Я хорошо видел, как верхний журавль поворачивал голову вниз - за мной, мол, за мной! - а внизу молодого побуждал набирать высоту другой "воспитатель".
В сентябре журавли, молодые и старые, собираются в стаи - сообща кормятся и готовятся к дальнему перелету. Путь журавлей из наших широт лежит в Африку, к верхнему Нилу и на водные отмели Индии. Тысячи километров! Летят днем и ночью. На этих древних путях мы видим их снизу, летящих строевым клином, а ночью и в непогоду слышим их перекличку. Уносят лето…
