Аномальное лето
С ОГНЕМ шутки опасны. Люди это знали с пещерных времен. Я пожар увидел 5 сентября 1938 года, когда зашел за приятелем, тоже первоклассником. Слышу: «Куликовы горят!» Горели соседи, а наша изба стояла рядом. Кругом уже толпа, все кричат, дают советы. Первую избу спасти уже нельзя было (к счастью, избы были кирпичные). Но нашу, тоже крытую соломой хату, спасти пытались. От колодца тянулась вереница людей с ведрами. На крыше мой отец поливал прикрытую рядном солому. Но всем уже ясно было - наша крыша обречена. Все вдруг закричали: «Мишка, прыгай, сгоришь!» Отец спрыгнул на руки мужиков, и соломенная кровля запылала, как облитая керосином. Разгоряченный отец обнял меня: «Ничего, новую крышу построим». «А мне сейчас что делать?» «В школу идти», - позвала учительница.
После школы я не узнал своей избы. На всю жизнь запомнился запах сожженной и залитой водою соломы. Весной, в апреле, когда в поле сжигают покрытую прошлогоднюю солому, сразу вспоминаешь давний пожар.
ДЕРЕВЕНСКИХ пожаров я видел за свою жизнь немало. Дома бревенчатые горели до основания - одни печи оставались. И в деревнях следили за опасностью большой беды - прятали спички от детишек, со старинным фонарем не ходили в сенной сарай, на каждой улице был вырыт пруд на случай пожара. На каждом доме была прибита «картинка» из жести, напоминавшая, кому с чем бежать на пожар: один с ведром, другой с топором, третий с лопатой, багром.
В рязанских деревнях, особенно страдавших от пожаров, против каждого дома строился кирпичный амбар. В него на лето переносилось все ценное в хозяйстве. С разрушением деревенского быта и традиций даже от «рядового» пожара спастись непросто.
ВОСОБЕННО жаркое лето погибали урожаи хлебов. И следом шла другая беда: начинали гореть леса - горели деревья, огнем накрывались селенья, гибли люди, спасались кто может - звери и птицы.
Лесоустройство, проведенное еще при царе Павле, было удачным. Центром было лесничество, и в разных местах лесного массива устроены были дома, в которых жили объездчики, каждый день наблюдавшие за порядком в лесу: следили за чистотой межквартальных линий, не давали расхищать лес, следили за случайным огнем. При лесничествах создавались питомники лесных посадок.
Этот порядок существовал в лесном государстве почти двести лет. Кордоны объездчиков стали исчезать постепенно в конце прошлого века. В Московской области от них осталась крапива, кусты сирени и тропинка для любопытных - кто тут жил?
Перестали опахивать границы кварталов, которые могли удержать низовой огонь. Перестали летать с парашютистами самолеты. Раньше приземлялись люди, имея большой опыт, и тушили пожары. Теперь почти повсюду лес стал беспризорный. В него заезжали посидеть у костра, оставляя горы мусора, бутылок, а иногда и незатоптанный огонь. Лес наполняется машинами со сваленным мусором, и чего только не было тут.
Между тем самая большая ценность страны тихо-мирно из Министерства лесного хозяйства превратилась в какой-то «огрызок», при котором легче было воровать лес. И если раньше бедный тургеневский мужик, ночью в грозу решившийся спилить одно дерево «на матицу избенки», был пойман, теперь же на мощный грузовик грузят отборные дерева, сваленные пилой «Дружба». И никто не подойдет к вору - бумаги у него в порядке, поскольку он щедро делится с людьми из московского «огрызка». Лесничий либо закрывает на все глаза, либо сам имеет долю в компании «стерегущих» лес.
АУХОДЯЩЕЕ лето будет отмечено в нашей памяти, как «41-й» год, страшное было лето. С неба - два месяца - ни капли влаги. Солнце видишь, как сквозь задымленную марлю. Дышать нечем. И немилосердная жара! Я наблюдал сушь 1972 года. Вспоминаю - 32 градуса! А тут - 33… 37… 39… 42 градуса. «Человеческое тело не должно было выдержать. Но вот рядом с огнем - парень. Пытается сбить пламя упругой струей воды. Сзади две женщины. Если огонь прорвется, их дом сгорит. Одна из женщин отчаянно тянет парня за руку, окатывает водой из ведра. Напрасно парень старался - три крайних дома уже горят. Солдат отбегает и, хватая ртом горячий воздух, просит еще раз облить водой.
А деревни как не бывало - струйки синего дыма чадят в том месте, где одну минуту назад трещал забор от огня. От деревни, как во время войны, стоят только сиротливые печи».
Все это сообщил мне друг кинооператор. В этот день Путин сказал короткие, но точные и очень нужные слова: «Ни один человек не останется без крыши над головой. Но положение серьезное, и мы должны сберечь наши ценности». Все поняли, что дело требует наших усилий.
Синоптики ничего утешительного не обещали. Глядя на снимки, все понимали, как далеко продвинулось пламя беды. Вспоминая наш сельский пожар, я понимал: тушить большой огонь можно только общими силами. И эти силы были организованы быстро. Пожары тушили тысячи военных, курсантов, специалистов, пожарных, добровольцев из городов, сельские жители, части МЧС.
Все мы увидели, как работает авиация, если добраться другой технике к очагу пожара невозможно. Как помогали «водовозы» зарубежные. Французы вспомнили русского летчика Гарнаева.
«Очень умелым и смелым был этот пилот. Погиб во Франции во время тушения горного лесного пожара. Наш долг вспомнить Гарнаева, человека-героя, в трудный для России час».
Беда кончается, теперь природа на нашей стороне. И предстоят большие «разборки полетов». Вспомним тех, кто погиб на пожарах. Почтим героев и просто тех, кто честно выполнил свой долг. Надо спросить и с тех, кого не было на линии огня, хотя они обязаны по службе там быть. Надо посчитать убытки - всем ясно, они большие. И надо вернуться к продуманному управлению лесным хозяйством страны.
