Марья Васильевна
УТВЕРДИЛОСЬ как-то само собой понятие горьковатое, неприятное - «Неперспективная деревенька». Пять - семь домов. Живут одни старики. Удалена от дорог и центра хозяйства. Много таких деревенек встречаешь в лесной России. Подъезжаешь - ни дымка, ни собачьего лая, ни детского смеха, ни плача. Доживают три-четыре старухи. Рады любому объявившемуся тут человеку. Сразу же семенят в огород за луком, за огурцами, несут в подоле из одичавшего сада яблоки. У одной - кошка, у другой - коза, две-три курицы. Как живут? Чем живут? Да сейчас еще лето. А зимой?
У некоторых в городе дети и внуки. Бывает, зовут к себе на житье. А то и не зовут вовсе. Приедут летом на нарядных машинах. Поживут неделю-другую и опять в город. Но тихие бабки и этому рады. На внучат поглядели. Убедились, что дети живы-здоровы.
Некоторых дети зовут усиленно. «Мама, ну как же так можно, поедем!» Не соглашаются: «На этажах какая там жизнь. Тут вон укропцем пахнет, свой огурец, да и дом - как-никак жизнь протекла».
И правда, «на этажах» эти старухи, подобно яблоням, пересаженным в позднем возрасте, не приживаются. Маются, сидя у городских телевизоров, видят во сне свои огороды с укропцем, свои сиреневые при солнце и серые в непогоду домишки, заглохший колодец, заржавевший почтовый ящик.
А иным просто некуда и податься. Ребят война покосила. А они вот живут. Все их богатство - эта вот «неперспективная деревушка». И деревушка тоже только старухами и жива. Умрут - все быстро поглотят бурьян и леса.
ДЕРЕВНЕ Сытьково исчезновение не суждено. Стоит над Волгой и возле дорожного тракта. И хотя прежде бурлившая жизнь переместилась в иные места, деревенька все же стоит на ногах. Но и тут большая часть населения - старики.
Подымаясь от Волги по косогору, мы повстречали за деревенскими огородами старуху с косой.
- Для козы, бабушка?
- Для коровы, милый, - ответила бабка, поглядев на нас сквозь очки прищуренными, всевидящими глазами.
- Тяжело? Дело-то ведь мужицкое.
- Разве не тяжело! Что мужицкое - полбеды. Беда - годов-то семьдесят девять…
Поправив платок, старуха взялась косить.
А вечером мы снова с ней встретились. Попросившись на ночлег в домишко у края села, мы готовили «газик» съездить на Волгу, когда старуха вернулась с вязанкой травы.
- У нас на ночлег? Ну что же, рады гостям, - бросив вязанку и прислонив в уголке палисадника косу, она тяжело опустилась на порог дома и уголком платка стала тереть очки.
- Ну вот наработалась. Для коровы силы нужны, - пожалела ее хозяйка дома, принимавшая нас на ночлег.
Выяснилось: в старом доме живут три сестры. Анастасья Васильевна, Марья Васильевна и Арина Васильевна. У каждой была своя жизнь. А старость собрала сестер под одной крышей. И живут. Все опрятно, ухожено, прибрано. На окошках цветы, на бревенчатых стенах застекленные рамки со множеством фотографий. На кухне на чистом столе самовар, горка оладий. В открытое кухонное окно видно Волгу и обкошенный склон у воды. Старухи садятся вокруг самовара и заводят, как видно, не новый разговор о хозяйстве. Объект неторопливой дискуссии - корова. Продавать или не продавать?
Силы в этом домашнем споре распределяются так. Старшая из сестер, Марья Васильевна, та, что косила траву, твердо стоит за корову - «без коровы нельзя» - и делает все, что можно сделать в ее без года восемьдесят лет, чтобы корова осталась. Против - младшая, Анастасья Васильевна. Она курит, голос у нее от этого хрипловатый:
- А кто же будет за ней ходить? Я вон на двести рублей лекарств накупила…
ЗАБОТЫ о корове лежали на Анастасье. Но год назад ее, шестидесятилетнюю (тридцать лет из них проработала медсестрой в сельской больнице), настиг инфаркт, и с коровой трудно теперь управляться.
Средняя из сестер, Арина Васильевна (76 лет), тоже больна. У этой склероз - забывает все тут же. Сердцем она за корову - «как же без нее, матушки». Но она понимает - главный работник в доме Анастасья вышла из строя. Арина слушает каждую из сестер, говорит: «Господи…» - и подносит к глазам платок.
Кормилица...
- Без коровы никак нельзя, - упрямо стоит на своем Марья Васильевна и берется отбивать косу, чтобы завтра с росою снова пойти косить.
Мы уезжаем за Волгу и возвращаемся в сумерках. Сестры сидят у остывшего самовара. Разговор прежний.
- Всю жизнь держали, и вот теперь - на, продавать, - вполголоса говорит Марья Васильевна.
- Господи, - шепчет Арина и смотрит с надеждой по очереди на сестер.
- Кто же против. Но я-то, видите, молоком запиваю таблетки, - хрипловато, но очень миролюбиво и даже ласково возражает младшая из сестер.
В открытые окна летят на свет бабочки. В палисаднике чутко ходит собака. А за углом во дворе пережевывает жвачку и шумно вздыхает корова.
Мы пьем поставленное в светелке для нас молоко.
- Настоящее. Не то, что в пакетах, - говорит шофер, наливая вторую кружку.
- Без коровы нельзя, - подытоживает на кухне разговор Марья Васильевна и выключает свет по очереди в сенях, в соседних двух комнатах, в пристройке для кур…
Утром проснулись мы рано, но сестры были уже на ногах.
- Греем кости чайком. Садитесь-ка с нами, - позвала Анастасья Васильевна.
Мы сели. Побеседовали о том, о сем. Но разговор опять подался в прежнее русло.
- Грех такую корову на мясо. Грех! - утверждала свою позицию Марья Васильевна.
Сестры молчали, соглашаясь, что «на мясо» - это действительно грех.
У проблемы, оказывается, была еще одна важная сторона. Продать кому-либо корову - это еще полбеды. «Будем видеть ее, да и молока, глядишь, купим». А вот на мясо - сестры единодушны - это никак не годится.
Оказывается, нет охотников покупать дойную и очень хорошей породы корову.
- Молодые не интересуются. Говорят: зачем? А старые - видите сами, - объясняет ситуацию Марья Васильевна.
На этой точке дискуссия о корове утром остановилась. Мы, попрощавшись, поехали. А три сестры принялись каждая за свое дело. Младшая села за письмо дочери в Ленинград, Арина взялась мыть посуду. А Марья Васильевна пошла за косою.
Мы вместе спускались в дол. На прощанье Марья Васильевна успела рассказать нам о житье в молодости, о том, как, помогая отцу, научилась косить и как косила, не уступая сноровистым мужикам.
НА ВЗГОРКЕ мы остановились - последний раз взглянуть на деревню. Разыскали глазами знакомую крышу за садом, дорожку от дома к Волге и на откосе увидели человеческую фигурку в коричневой кофте и пестром платочке.
- Марья Васильевна! Косит! - восхищенно сказал шофер. - Косит. Вот человек!..
В дороге мы много раз еще вспоминали ночлег у старушек Цветковых и слова Марьи Васильевны о житейских заботах: «Как не косить. Косить надо. Отец еще, помню, говаривал: умирать собирайся, а рожь сей».
Фото автора.
