Дневник Елены М.: «Я решила, что уйду из секты, когда Главный назвал мою мать фашисткой»
Окончание. Начало читайте здесь>
«На выступлениях хора мы плакали и падали в обмороки»
У нас был театр, мы гастролировали по стране. Театр мне нравился. Было интересно. Иногда мы сутками репетировали, жили на сцене и за кулисами.
Однажды мы показывали «Терем-теремок». Я играла лягушку. Я отыграла первую сцену, и занавес закрыли. Неожиданно ко мне подлетел Главный и с размаху залепил мне пощечину, крикнув мне в лицо: «Ты будешь нормально играть сегодня, сволочь?!» Щека горела как ошпаренная. Я взяла себя в руки и доиграла спектакль до конца. Доиграла хорошо. Дивное ощущение высвобождения, абсолютного расслабления после пощечины…
Кроме театра, у нас был еще и хор. Нас всегда учили, что самое главное на сцене - это искренность. Мы все очень старались петь от души. Многие во время песен даже плакали. Это очень поощрялось педагогами. Случалось, что люди во время пения в хоре или в течение долгих бесед падали в обмороки. Тогда Главный радовался и говорил, что это очень хорошо.
Автостопом по стране
В теплое время года мы ходили в походы автостопом. Путешествовали по городам, селам, деревням, кишлакам и выступали со спектаклями и хором. Очень много всего повидали. Я с восторгом вспоминаю об этом.
За один поход мы преодолевали расстояние от 1 до 3 тыс. км. Поход мог длиться около месяца. Обычно мы ездили на дальнобойщиках. Нашей задачей было не просто передвигаться на попутках, но и рассказывать водителям о своих идеалах и целях.
Приключений в походах было много. Сейчас, вспоминая все это, я удивляюсь, как мы избежали всяких несчастных случаев.
Голод, мордобой и трудотерапия
Жили мы коммунами, в которых всегда была строгая иерархия: главный педагог, помощник педагога и «говно», то есть те, кого лечили. К «говну» применялась психотерапия и мордобой. В одной квартире могло жить до 20 человек. Спали на полу, питались очень скудно. Я помню почти постоянное ощущение голода. Как-то раз после выступления нас пригласили в ресторан. А Главный начал орать на пригласивших нас людей, что мы не нуждаемся в подачках, что нам нужна только духовная пища, а не эта мещанская мерзость.
За разные провинности нас часто били. Одна девочка пила чай и держала кружку рукой с отставленным мизинцем. Педагог с размаху ударила ее по руке и по лицу. Нам говорили, что пальчик отставляет только «псевдоинтеллигенция».
Мы были настолько выдрессированны, что сами следили друг за другом. Как-то раз одна девочка в школе на перемене съела яблоко и ни с кем не поделилась. Мы все собрались и договорились после уроков встретиться и провести с ней беседу. Встретились, набили морду. Мы это делали не потому, что нам было жалко яблоко, а потому, что мы не хотели ей дать «погибнуть» от шизофрении и бл...дства.
Периодически я попадала в опалу. Меня вдруг начинали обвинять в бл...дстве, в том, что я «развращаю девочек и мальчиков». Меня «выгнали из коллектива» и поселили отдельно. Я довольно долго жила в изоляции с одним приставленным ко мне педагогом. Она меня лечила (стучала и слоила), а также каждый день меня била руками, ногами, палкой, таскала за волосы, кричала на меня.
Но буря утихла, я «вышла из ухудшения», и меня снова приняли в «коллектив». Я была счастлива, так как была уверена, что жизнь моя кончена, и даже если я останусь жить, то жить буду «на панели» (так мне говорили).
Летом мы работали в колхозах. Жили либо в палатках, либо в бараках. Иногда выполняли по 3 - 5 норм за день. Ехали домой грязные, уставшие, у меня перед глазами аж круги шли, и все равно все пели.
Местные жители поражались нашему мужеству. Среди них ходили слухи, что мы либо биороботы, либо зеки, так как нормальные люди так жить и работать не способны.
|
Конец «коллективной» жизни
Когда я перешла в четвертый класс, всех нас в целях конспирации распределили в разные школы. У нас были придуманные истории для учителей и одноклассников о том, где наши родители. Правду говорить было строжайше запрещено. Главный нам всегда говорил, что у нас много врагов, которые хотят нас уничтожить.
Примерно раз в 2 недели мы ездили все вместе на квартиры к родителям некоторых детей, кто жил неподалеку, чтобы отмыться (в доме, в котором мы жили, был только холодный водопровод в кухне), постираться и побороться с «друзьями». Так у нас было принято называть вшей, чтобы никто из посторонних не догадался, что они у нас есть.
Потом мы переехали в N-скую область, в маленькую деревеньку. Мне тогда исполнилось 12 лет.
Нас определили в местную школу. Мы после школы должны были идти помогать взрослым или на ферму, или в столовую. Ферма была страшная, холодная, грязная, с морем крыс, которые за одну ночь могли сожрать новорожденного теленка до костей. Морозы стояли в тот год до 45 градусов.
Помню, в какой-то момент одна из наших девочек, вернувшись домой из школы, сказала мне по секрету, что не собирается идти на ферму в сорокаградусный мороз, а будет сидеть дома и ничего не делать. Я была потрясена. Я спросила, не боится ли она, что ее будут ругать. Она выразила абсолютное спокойствие: «Пусть ругают!» И тут я словно очнулась. Я вдруг увидела, что некоторые из наших педагогов ходят в шубах, а мы в старых телогрейках. Что они по вечерам закрываются в комнате и едят жареную колбасу и картошку, а мы только овсяную кашу и хлеб. Иногда обращаются с нами, как с рабами. На моих глазах травили моих друзей. Я вдруг повсюду увидела несправедливость. И я стала избегать работы. Мне очень захотелось домой. Только мне очень страшно было в этом признаться даже самой себе. Наша жизнь в коллективе была очень замкнутой. Информация извне поступала только от педагогов. Я не сомневалась, что жизнь вне коллектива ужасна, кошмарна и смертоносна. Сама мысль о том, что я могла бы жить в другом мире, с родителями, дома, казалась мне нелепой и недопустимой. Хотя очень хотелось домашнего уюта.
И тут приехала мама. Главный собрал всех на беседу. Он говорил о том, что моя мать фашистка. Я не привыкла ставить под сомнение его слова, но на этот раз во мне кипела злоба. И тогда я окончательно решила, что уйду.
Когда была суматоха, связанная с очередным уголовным делом, всех детей решили временно распустить по домам. Помню, как бабушка меня позвала и спросила, хочу ли я временно поехать домой. Мне было очень страшно сознаться, но я согласилась.
Мама меня забрала домой. Первое время я скучала и писала всем письма, и мне писали. Но больше я туда не вернулась. Помню, как мама осторожно объясняла мне, что вокруг меня много хороших людей и я тоже хороший человек. Я верила ей. Я довольно быстро втянулась в новую интересную жизнь, хотя мне стоило большого труда нагнать школьную программу.
|
ГОЛОС ИЗ НАСТОЯЩЕГО
В дневнике описан один из эпизодов моей жизни - с 7 до 12 лет. Я старалась максимально честно вспомнить себя ребенком. Так я воспринимала себя и жизнь вокруг в то время. Мне было интересно вспомнить себя ребенком, потому что мне интересны дети сейчас: «О чем они думают? Что их волнует? Что их радует? Чего они хотят?»
Вспоминая себя в детстве, я понимаю, насколько важно ребенку расти в атмосфере УВАЖЕНИЯ, ИНТЕРЕСА И ВЕРЫ. И как для каждого ребенка важна мать (или тот, кто ему ее заменяет), где бы она ни была, рядом или нет. Если мать дает своему ребенку почувствовать то, что она его уважает, он ей интересен и, главное, что она в него ВЕРИТ, то все у ребенка будет хорошо, то есть так, как он захочет.
Когда мне говорят или намекают на то, что я г...но, мне все равно и даже смешно, потому что МОЯ МАМА, несмотря ни на что, МЕНЯ ЛЮБИЛА. И я в себе уверена в любой ситуации благодаря ей. Благодаря тому, что моя мама никогда не ставила под сомнение мою красоту, силу и ум.
Скажу также, что я, наверное, благодарна судьбе за то, что она дала мне шанс испытать свои возможности, получить представление о своих пределах и оттачивать целостность своей личности.
Я не могу дать ни положительной, ни отрицательной оценки деятельности Главного. И не буду этого делать. Я могу лишь сказать, что лично мне нравилось или не нравилось. Хотя все это, конечно, материал для размышлений на всю жизнь…
Мое пребывание в секте в течение пяти с половиной лет есть мой бесценный опыт, который я использую в качестве своего жизненного ресурса. Сейчас я вижу в своей жизни много точек отсчета, массу возможностей, и я не боюсь (мне страшно, но я не боюсь!) жить так, как мне хочется.
Важно не то, что и как в нас вложили, а то, как мы это используем. Я так сейчас думаю.
(Из личной беседы с Еленой М.)
ЭПИЛОГ
Елена давно выросла и живет обычной жизнью. Она окончила МГУ, выучила три языка, работала в сфере бизнес-консалтинга, PR и рекламы. Была замужем, сейчас разведена. Воспитывает 5-летнюю дочь. Работает с детьми и пишет о них статьи. Мечтает стать писателем.
Подготовила Мария САРЫЧЕВА
