Загрузить еще

Байбаки

Байбаки
Фото: До них из скрадка - пятнадцать

«Это сурчины. Возле каждой горки - нора…» - «Можно за сурками понаблюдать?» - «Можно. Но лучше всего в мае - трава будет еще невысокой, можно их как следует рассмотреть».

В начале июня мы снова встретились и сразу подались на Дон за селенье Кастенки. Ехали по обширной балке. И вот они, белесые бугорки! Из машины я увидел издали похожих на располневших лисят пасшихся на зеленом пространстве сурков.

Для меня приготовлено было укрытие глубиною в хороший окоп. Над ним зеленело что-то вроде шалашика из успевших увянуть веток. Машина с демонстративным шумом уехала, а я с фотокамерой в яме притих.

Предвечернюю тишину балки нарушало теньканье луговой птицы и гуденье шмеля, искавшего сладость в желтых цветках. Но меня интересовали холмики в белых крапинах мела. Из нор возле них обязательно должны показаться сурки.

Минут через двадцать они показались, но вдалеке. Два из них долго стояли столбиками, наблюдая, нет ли опасности. А остальные, довольно резво передвигаясь по зеленой ложбине, щипали траву. Меня же занимали три ближних к укрытью покопа. Два были примерно в пятнадцати метрах, а третий - рядом, я мог бы забросить в нору кусочек мела.

Это был в фотоохоте случай, когда трофей можно добыть лишь терпеньем и аккуратностью поведенья. И вот награда. Из невидимой мне норы за гребнем покопа показалась и тут же спряталась буровато-рыжая голова. Через пять минут голова опять показалась. Все шло как по писаному. За разведкой должна последовать вылазка. И вот он, обитатель норы, стоит за бугром столбиком, опустив «по швам» передние лапы. Посмотрел направо, потом - налево. Чувствую: меня не видит - к укрытию он привык, и оно его не пугало. Я же дышать перестал, ожидая, что будет дальше. И ожидание оправдалось - из норы у покопа напротив обозначился столбиком и решительно, но не быстро пошел к соседу второй землекоп и подошел совсем близко. Лучшего кадра не будет - надо снимать! Предательский щелчок фотокамеры заставил «снимавшихся» вздрогнуть, но я успел щелкнуть еще два раза, прежде чем два соседа с воплями кинулись к норам. И звучный сигнал услышан был теми, кто стриг траву в стороне.

Опять стало тихо, опять слышу жужжанье шмеля. Я понял, вновь сурки вылезут осмотреться нескоро, и расслабился в ожидании, краем левого глаза наблюдая за широким ходом под землю почти что рядом с укрытьем. «Отсюда уж точно до темноты никто не покажется». Но я ошибся, не приготовившись к съемке. Впрочем, и не успел бы снять. Как видно, снедаемый любопытством жилец подземелья показался из норки, но тут же, крутнувшись, с воплями скрылся, быстрее, чем камень, брошенный в воду.

Все. Теперь надо было только надеяться, что самый первый из снятых кадров и будет моей добычей.

НА ЗЕМЛЕ живет четырнадцать видов сурков. Эти потребители трав, клубней и луковиц разных растений схожи по облику, по образу жизни и поведенью. Слегка рознит их влиянье среды, в которой они обитают. По виду это жирные увальни, съедающие полтора килограмма зелени в сутки, но те, кто часто их видел, знают, насколько проворны неуклюжие существа, способные и по кустам лазать, и проникать в щели, куда кулак не просунешь.

Сурки любят пространства открытые, и наиболее важным их органом, поставляющим информацию, являются глаза, хотя и слышат они хорошо. Живут сурки семьями в колониях поселенцев числом до сотни. Семейные территории метят запахами и защищают. Но это не мешает предупреждать друг друга о возникших опасностях.

В разных местах сурков зовут по-разному. Близкую их родню в американских прериях зовут луговыми собачками, в Монголии - тарбаганами, в наших степях - байбаками.

Остановим вниманье на самом крупном из всех сурков - байбаке, весом достигающем десяти килограммов. В целинных степях было этих сурков, как говорят ныне, немерено. На байбаков охотились ради меха, мяса и жира. Но почти подчистую извела сурков распашка степей. Осталось их очень мало в приречных складках земли и балках, куда плуг проникнуть не мог.

Возникла угроза их полного исчезновенья. Но так же, как древогрызы бобры, сурки оказались способными «возрождаться из пепла». Там, где их стали охранять и расселять по местам, подходящим для жизни, немедленно численность стала расти. В Воронежской области за десять лет с 1985 года она выросла в восемьдесят раз!

КОРМЯТСЯ байбаки очень активно утром и вечером. Дневную жару эти жирные существа не переносят (могут погибнуть от перегрева за двадцать минут) и потому в полдень скрываются в норы.

На поверхности они уязвимы для волков, собак, молодняк уносят орлы и лисицы. Выручает их коллективная забота о безопасности. Стоит одному байбаку увидеть ее, пронзительным криком оповещает он об этом собратьев. И те в мгновение ока поголовно прячутся в норы.

Нора - убежище вполне надежное. Байбак приспособлен рыть ее быстро, передними лапами и выталкивать из норы, пятясь задом. Попался камень - байбак вытолкнет его носом или вынесет в зубах. Достигнув пласта незамерзающей зимой земли, байбаки норы разветвляют, делают отнорки, где можно защититься или выскочить через запасной ход. Важное место в норе - туалет, норы сурков опрятны и чисты. А центральное место в жилище - спальное помещенье… Холод и сюда зимой проникает, но температура всегда плюсовая, не ниже четырех-пяти градусов. В зимовальную камеру байбаки носят много тщательно перетертой сухой травы и спят, зарывшись в нее, все вповалку - старые и молодые.

В полусне и в спячке, когда организм находится у черты умиранья (в минуту - пятнадцать ударов сердца), байбаки проводят семь месяцев. («Спит, как сурок» - старинная поговорка.) Всего же в норах байбаки проводят девять десятых времени своей жизни. Исследования углеродным методом установили: в целинных степях некоторые норы служили байбакам более трех тысяч лет. Это значит, что ими пользовалось множество поколений зверьков.

Просыпаются в норах байбаки весной рано, когда лежит еще снег. Можно подумать, что на поверхности появляются они исхудавшими. Ничего подобного! Выглядят такими же, как и осенью, толстяками - так экономно расходует летние накопления зимняя спячка. Но активная жизнь у норы требует пищи, и байбаки, худея, жадно ищут молодые побеги травы. Траву начинают есть и рожденные в норах сурчата (их бывает часто более десяти).    Материнское молоко в желудке у них смешивается с травяной кашей.

На зиму норы байбаки затыкают пробками из «замеса» земли с травою. Летом все это вычищается, и вход в подземелье свободный. Но в убежище это рискуют сунуться только степные хорьки - хищники злобные, кровожадные, но не крупные и не сильные: взрослый байбак хорька одолеет. Гораздо опаснее умный и терпеливый волк. В нору он не суется, но, скрываясь, часами ожидает момента, когда бегущего к норке сурка можно сцапать.

Семейная жизнь байбаков запутанная. Годовалых детей «старики» выгоняют - «рой свою нору», но могут в той же семье прижиться такого же возраста мигранты из соседней семьи. Пограничные стычки представителей разных семей случаются, но дело чаще всего кончается ритуальным запугиванием, и колония развивается благополучно. От нее на равнине может отпочковаться новое поселенье. Но нынешнее жизненное пространство для байбаков все-таки ограничено. Селиться же на пашне или вблизи от нее рискованно - землепашцы «копателей» всегда не любили.

У ГОРНЫХ сурков (в Альпах или, например, на Камчатке) возможностей к переселению мало. Погибла почему-либо колония - злачное место будет существовать без сурков. Недавно скончавшийся старожил Камчатки Анатолий Георгиевич Коваленков перевозил новоселов в недоступные им места вертолетом. В одной такой экспедиции я участвовал. После передержки в сарае, набитом сеном, мы разместили сурков по клеткам. Один из них, не ведая своего счастья, почти перекусил палец егерю.

Прекрасная долина, где когда-то жили сурки, пустовала. Местечко в ней огородили мы сеткой. Получившие волю зверьки не видели нор, где можно было бы затаиться, стояли в позициях «столбик» и растерянно ожидали, что будет. Минут двадцать, находясь рядом, наблюдали мы новоселов. Когда сетку аккуратно убрали, толстяки горохом рассыпались по циркообразной ложбине, наполнив ее характерными криками, и немедля принялись за обычные для них земляные работы…

Через год Анатолий Георгиевич мне рассказывал: «Я посетил новоселов. Прижилися и благоденствуют!»