Загрузить еще

В гостях у Аксакова

В гостях у Аксакова

 Вся она умещалась в ящике величиной с телевизор. А «Дубровского» и «Капитанскую дочку» я читал уже сам в книжке из библиотеки школьной. С книжкой Аксакова об охоте и ужении рыбы познакомился при драматических обстоятельствах.

Вернувшегося с войны отца я одолел просьбами купить ружьё. Отец, зная мою страсть ловить рыбу и стрелять воробьев из рогатки, уступил просьбам и за семнадцать рублей купил одноствольную «тулку». Порох в моих патронах был самодельным, но уток и горлинок я добывал.

Мои успехи заинтересовали приезжавшего охотника из Воронежа. Однажды мы встретились в укрытии от дождя. Он потряс в руке моё гремевшее ружьецо, и я поведал ему, каким порохом заряжаю патроны. «Всё понятно…» - загадочно сказал мой новый знакомый и вдруг кинул «тулку» в колдобину возле речки. Я остолбенел - что скажу дома? Но охотник, угадав мои мысли, сказал, что с отцом поговорит он сам, а мне стал внушать: ружьё могло бы меня покалечить, и нельзя стрелять чибисов, да и горлинки тоже не дичь. «Я вижу, ты любишь природу, но ведешь себя как дикарь. Из Германии я привез три ружья. Одно лёгкое, как раз для тебя - приезжай и бери, когда хочешь, вместе с патронами».

Степан Спиридонович (стыдно признаться, забыл фамилию) показал мне ружьё, снаряженье к нему, кое-что рассказал в назидание об охоте и потом достал из шкафа несколько книг. Среди них были три тома Брема. «Полистай. А это - подарок». Две другие книжки имели названья: «Животные - Герои» и «Записки» о ружейной охоте и рыбной ловле. Авторами были Сетон-Томпсон и Аксаков. О них было рассказано кое-что, и на прощание получил я наказ: «Прочесть их надо тебе обязательно».

Сейчас, оглядываясь назад, я вижу: эти вовремя прочитанные книги, возможно, определили мою судьбу. Я понял: оказывается, можно удивительно интересно написать о том, что лет с шести я видел в наших лугах, на речке, на болотах и в поле. Обо всем написано было просто, понятно и интересно.

Позже узнал я: книжку об ужении рыбы Аксаков написал, когда ему было уже пятьдесят семь лет. Написал, не представляя, какой успех его ожидает. Книгу сразу заметили и читали не только удильщики и охотники, но и те, кто удочку и ружьё не держал в руках. Книга всех поразила пониманьем природы и силой чувства единения с ней человека. До нас дошли слова знаменитых писателей, с которыми «рыболов и охотник» из далекого Оренбуржья в одночасье стал вровень и был с восторгом принят в круг знаменитых художников слова. Аксаков на «художества» как будто не претендовал, и все-таки это была неожиданная литература, новое слово в литературе, и это все понимали. Прочтите, что было написано в журналах и письмах. Гоголь: «Никто из русских писателей не умеет описывать природу такими сильными, свежими красками, как Аксаков». Панаев: «Самой важной чертой «Записок» Аксакова является глубокое поэтическое чувство природы, которое свойственно большинству художников, и удивительная простота в изображении». Все были единодушны в оценке «Записок», все почувствовали: в литературе появился новый всеми любимый герой - Природа.

Сергей Тимофеевич Аксаков и дом музея-усадьбы.

Сам Аксаков не предполагал такого успеха. «Записки» с малыми промежутками во времени были изданы трижды. «Книга облетела Россию», - писал Некрасов. Случилось то же самое, что было чуть позже с живописной картиной Саврасова «Грачи прилетели». Та же неожиданность её появленья, та же простота и то же волнение зрителей. И почти немедленно появились даровитые последователи Саврасова - Левитан, Васильев, Шишкин, Куинджи, Нестеров, Поленов.

И Аксаков тоже был зачинателем нового направленья в литературе, показал, как важно чувство природы для жизни духовной. Появились тургеневские «Записки охотника», появился доныне непревзойденный знаток жизни рыб и способов их добычи Сабанеев, писатели Бунин, Пришвин, Паустовский, Солоухин. Всё началось после Аксакова и Саврасова в середине XIX века, когда люди вдруг осознали значение природы в материальной и духовной их жизни.

И вернёмся к моему восприятью аксаковских книжек. В молодости мне казалось, что всё написанное Тургеневым, Аксаковым, Пришвиным о природе пропитано какими-то особыми соками и что все тайны и волшебство их рождения связаны с каким-то особенным свойством виданной ими природы. Но, побывав на родине Тургенева, в местах, где жил Бунин и охотился Пришвин, где подолгу жил Паустовский, я убедился: «магия» некоторых мест (особенно связанных с детством) действительно существует. И всё же в рамках обычного лежит всё, что было написано. Так же, как и везде, летают стрекозы, цветут одуванчики, ползают муравьи, кукует кукушка, отражается в речке луна. Значит, важен дар обо всем увиденном рассказать. Так рассказать, чтобы зритель/читатель пережил испытанное художником волненье.

Я понимал, что мысли мои повторятся и на аксаковской речке Бугурусланке, и всё же мечтал побывать на родине человека, открывшего очарованье будничной жизни природы.

Возможность оказаться в желанном месте пришла неожиданно. Оренбургский фотограф Жданов Сергей, узнав о желанье моём, пригласил: «Приезжайте! Встречу и обогрею, провожу туда, где захочется побывать».

И вот с другом Александром Мясковым мы сворачиваем с дороги у стрелки с надписью «Деревня Аксаково».

Место, где жил небогатый помещик Сергей Тимофеевич Аксаков, страстно любивший ужение рыбы и охоту с ружьём, сохранило очарование давних времён. Подъезжая к деревне, видишь долину между холмами, с которых спускаются полосы сосновых и дубовых лесов и смыкаются с урёмными зарослями, по которым, петляя, течет тихая Бугурусланка.


Сегодня на речке Бугурусланке.

Деревня в низине прячется от ветров, ничем от других нынешних лесостепных селений не отличаясь, - силикатный кирпич, шифер, палисадники и дворы. Признаки старины хранит рощица, в которой по нескольким старым липам угадывается парковая аллея. Нет церкви, когда-то стоявшей в центре села, исчезли следы фамильного захороненья Аксаковых. Всё смыто временем, нерадивостью и неумением беречь старину.

В 70-х годах минувшего века, однако, хватились: «Что же мы… Музей-усадьба стал бы гордостью края», - заохали в Оренбурге. Но, как говорится, конюшню закрывать стали, когда лошадь из неё уже увели. Начали реставрацию. Разрушенный аксаковский дом пришлось строить заново на остатках фундамента. И стали по крохам собирать для музея предметы давно минувшего быта, в порядок приводить рощицу, пруд. Из подлинных вещей, принадлежавших Аксаковым, отыскался лишь столик. Ни Тархан, ни Спасского-Лутовинова, конечно, не получилось, и всё же усадьба с домом-музеем и дворовыми службами состоялась. Туристы и экскурсанты, сразу музей оценившие, уезжают отсюда вполне довольными.

Для почетных гостей, к которым причислили и нас с Александром Мясковым, соорудили даже приют-флигелёк, в котором стараньем хозяйки его Тамары Петровны Хиль чисто, уютно, приветливо. «Столовались» мы под двумя картинами, изображающими результаты ужения рыбы и охоты на уток. А за сохранность всего, что тут собрано и построено, отвечает муж Тамары Петровны - Сергей Иванович Хиль, имеющий в Аксакове должность, сходную с председателем сельсовета. Его усердие и любовь к порядку видятся тут во всём.

Но главным экспонатом гнезда Аксаковых является тут, конечно, природа. Сохранился немаленький пруд, в котором есть рыба, и течет рядом речка, на которой Сергей Тимофеевич Аксаков провел лучшие дни своей жизни.

Мы, конечно, соблазнились посидеть с удочками в местах, помнящих знатного рыболова. Опытный в селе удильщик посоветовал начать с пруда. И мы сразу же одного за другим стали таскать из воды ровных - с ладошку - белых карасиков. Такая ловля без сюрпризов скоро становится скучной, и мы, почти наполнив карасями ведерко, взялись снимать местного «щукаря», при нас изловившего приличную щучку, и подались потом на протекавшую близко Бугурусланку.

Речка эта течет где почти ручейком, а где растекается плёсами. Соблазнительно было думать: «Вот тут Аксаков мог сидеть с удочкой. И вот тут тоже…» Бугурусланка с тех давних времён, конечно, неузнаваемо изменилась. И я подумал: нынешняя речка не могла бы дать ему то богатство впечатлений и радости, которые видим мы в бессмертных его «Записках». Присев на одном особом привлекательном месте, за час не увидели ни единой поклёвки. Только бесстрашный бобр, добывавший древесное пропитанье на берегу, бултыхнулся в воду так, что волна закачала наши два поплавка.

Аксаков был рыболовом отменным, живя то в родной лесостепи, то в Подмосковье, знал всякую и не мелкую рыбу, жившую в абрамцевской Воре и в родной Бугурусланке. В каком-то из опубликованных писем прочел я, как в Абрамцево к Аксакову (уже знаменитому) приехал в гости Тургенев. Автор книги об ужении рыбы, конечно, сразу же решил угостить его сиденьем у Вори.

Сели в хорошем месте. И, к радости знатного рыболова, сразу клюнуло у Тургенева, и тот выдернул из воды большого язя. Потом вторая поклёвка, но опять у Тургенева. И тот (новичок в ловле) опять умело подсёк добычу. Третья поклёвка опять была у Тургенева. Возможно, рассказчик в письме кое-что и придумал, написав: «Аксаков схватил свою снасть и демонстративно побежал к дому».

И еще одно, уже трогательное свидетельство. Рыбалку Аксаков любил до конца своих дней. Почти ослепнув, он не различал уже на воде поплавка и узнавал о поклёвке по дрожанию удилища. Для этого рыба, конечно, должна была быть немаленькая. И она в Бугурусланке была.

По берегу речки перед закатом солнца мы с Александром и Сергеем Ждановым прошли за селенье на вершину холма. Отсюда дома в Аксакове виднелись со спичечный коробок, коровы и овцы - козявками, а речка голубою ниткой вилась по зарослям, к которым приближались острова из мест, переходящих тут в оренбургскую степь…

Прочтите или перечитайте Аксакова!