Спасшийся из Бородянки: Шокировало, что некоторые с радостью выбегали навстречу оккупантам
Сегодня освобожденная Бородянка остается закрытым городом: там работают спасатели и правоохранители. По словам генпрокурора Ирины Венедиктовой, наихудшая ситуация с жертвами среди освобожденных населенных пунктов Киевской области именно в Бородянке.
Владимир – геолог по образованию - поселился в Бородянке после эвакуации из Донецкой области в 2014 году. Возможно, именно прописка спасла ему и его семье жизнь. Володя рассказал «КП в Украине» о налетах артиллерии, об оккупации города, спасении людей из-под завалов, а также о том, как ему удалось эвакуировать свою семью.
«Орки стреляли из пушек по домам - пехота расстреливала людей во дворах»
- 24 февраля я разбудил жену, когда понял: началась война. Первые пару дней мы спали дома. Слышали самолеты и ракеты, но воздушной тревоги в Бородянке не было.
Почти сразу на автозаправках образовались невероятные очереди: шел нескончаемый поток машин из Киева. Тогда я сумел заправиться, и, если бы не хирургическая операция тестя, назначенная на 24 февраля, мы бы успели эвакуироваться вовремя. Отказ от хирургического вмешательства мог бы стоить ему жизни. После операции тестю разрешалось только стоять или лежать - эвакуацию пришлось отложить до лучших времен. К счастью, мы успели запастись продуктами.
Через пару дней узнали, что в город идет колонна военной техники. Число машин, о которых писали в телеграм-каналах, повергло меня в шок – 390! С момента, как вошла первая колонна, начались активные боевые действия.
Первое, что сделал танк оккупанта на подходах к Бородянке, - лупанул по жилым домам прямой наводкой. 2 частных дома полностью разрушили, а все 8 человек, которые находились внутри, погибли. От зданий осталась только груда обломков.
27 февраля мы перешли в подвал: в Бородянку заходила очередная колонна. Орки стреляли по домам из пушек вдоль дороги: видимо, боялись коктейлей Молотова или, как у нас говорят, «Бандера-смузи». Оно и понятно, первую колонну машин сожгли наши военные. Я очень удивился и испытал радостный шок.
Местные жители решили не трогать оккупантов, чтобы они не устроили здесь беду. Но оркам было все равно: они заходили снова и просто лупили по домам – слева и справа. После этого пехота забегала во дворы домов и расстреливала людей, которых встречала на своем пути. Они сожгли большой супермаркет в центре города, влупили по 9-этажке, стреляли по частным домам: уже ничего не стеснялись... Эту колонну сожгли уже за Бородянкой.
С тех пор мы постоянно спускались в подвал нашей многоэтажки. Я разложил там спальники (благо они у меня были), и мы с женой и дочкой уже не подымались наверх. Свет, газ и вода тогда еще были. В скором времени ко мне перебрался брат с семьей.
1 марта выпал снег. Во время недолгого затишья люди выходили из подвалов – и видели сожженную технику, мертвых бурятов, тела убитых мирных жителей. Меня поначалу шокировала женщина, которая снимала трупы оккупантов на видео и радостно комментировала запись: «У нас дохлые буряты валяются!» Но затем прислушался к своим эмоциям и понял - после того что оккупанты натворили, ничего, кроме радости, я от их смертей не испытываю. Не думал, что так смогу…
Российские военные прицельно стреляли по жилым домам. Фото: REUTERS/Gleb Garanich
«Выбивали двери в квартиры: искали живых»
В этот вечер мы услышали звук пикирующего самолета, ужасный взрыв метрах в 100 от нас и звон стекла. Очень скоро я узнал, что в нашей квартире вылетели стекла, а в детской комнате вынесло раму: на ветру качалась уцелевшая форточка. В ожидании повторного удара мы снова спрятались в подвал. Вновь пикирующий звук – и снова разрыв.
Вечером 1 марта орки в общей сложности сбросили 3 бомбы. Рассказы про высокоточное оружие – это все байки: дома бомбили 500-килограммовыми бомбами.
При первом затишье выбрался наверх и увидел, что 9-этажка сложилась как карточный домик. Бомба влетела под фундамент здания, оставив после себя канаву глубиной метра в полтора, из-за чего многоэтажка обрушилась. Рядом стояли частично разрушенные 5-этажки, во дворе догорали автомобили.
Я позвал соседей, и мы поспешили к разваленному дому. Начали бегать по подъездам и выбивать двери в квартиры: искали живых людей. К нам присоединилась тероборона, которая выводила людей из подвалов. Там чувствовался запах газа: повредило магистральную трубу. Огонь был повсюду - я побоялся, что сейчас рванет.
Затем позвонила жена, попросила поскорее возвращаться. Сказала, что в город зашла колонна кадыровцев. Мы уже слышали, как они зверствуют в Гостомеле, поэтому поспешили обратно в подвал. Снова стрельба и бахи. Орки заезжали во дворы, прикрывались мирными постройками - наша артиллерия их била на дорогах. Тероборона с ними боролась, но они все шли и шли нескончаемым потоком из Беларуси.
«Кто без повязок - будем расстреливать!»
2 марта все пытались уезжать из центра города. Мы забежали в нашу квартиру, в суматохе хватали какие-то вещи, сумки… Я позвонил своей тетке - она сказала, что мы можем переехать в ее дом на окраине Бородянки. По пути забрал тестя из центра. Как только приехали в новый дом, самолет развалил в центре то, что уцелело от предыдущих взрывов.
Следующие 15 дней мы жили на даче. Слава Богу, у нас был запас продуктов и даже курочки, которые еще какое-то время несли яйца. Каждое утро я просыпался и понимал, что снова начинается «день сурка». Адреналин и какое-то ощущение комка в животе не отпускали ни на секунду. Днем мы передвигались мелкими перебежками по двору. Летало над нами без перерыва. Обстрелы постоянные – то влево, то вправо.
Мы уже понимали, что находимся в оккупации, поэтому если и выходили на улицу, то исключительно в белых повязках. Орки предупредили: кто без повязок - будем расстреливать. Они запрещали выходить на центральную улицу. Передвигаться разрешали, но медленно, с белыми флажками и повязками. Заметил, что орки расстреливали людей помоложе. Стариков старались не трогать.
Рассказы про высокоточное оружие – это все байки: дома бомбили 500-килограммовыми бомбами, - говорит Владимир. Фото: REUTERS/Zohra Bensemra
«Люди ждали освобождения из-под завалов месяц»
3-4 марта приехал трактор к завалам, которые образовались после разрушений 1 марта. Прошло трое суток с тех пор, как завалили подвалы домов, где прятались люди. Орки прогнали водителя, угрожая оружием. Слава Богу, хоть не застрелили. Завалы до сих пор никто не разбирал.
В чате одного из домов писали, что местные смогли разгрести руками дырку в подвал: оттуда доносились голоса. Кто-то выжил! Появилась возможность передавать им еду и воду. Люди прожили там месяц!
Мы же боялись выходить из дома. До 8-го числа скрывались от обстрелов в подвале. Там поместились только девочки и старики, а мы с братом спали в доме. Бахи слышали каждую ночь. Было жутко, но потом даже начали привыкать. Думали: «Прилетит, значит так тому и быть».
Со стороны аэродрома наносились хаотичные удары по окрестностям. Затишья были недолгими. 8 марта хотели пожарить картошку, чтобы поздравить девочек, - увидели очередную колонну с буквой V. Над нами засвистели снаряды и начали раздаваться взрывы. Проезжающий неподалеку танк развернул башню в сторону трансформатора и лупанул по нему. С тех пор до самой эвакуации мы оставались без электричества.
Люди ждали освобождения из-под завалов месяц. Многие не дождались. Фото: REUTERS/Gleb Garanich
«Мы ищем нациков!»
9 марта я увидел, как по нашей улице идут военные. Очень скоро они начали ломиться в ворота. Девочки хватали нас за руки и просили не открывать, но мы решили иначе. Вышли с поднятыми руками, сказали: «Ребята, не стреляйте, вам здесь ничего не угрожает!». В ответ они хмыкнули и распахнули ворота.
Это были русаки в спецуре, обвешанные, как елка, георгиевскими ленточками. Все под 2 метра ростом, в очень крутой экипировке. Сзади и спереди - штук по 10 рожков для автомата, за спиной гранатометы «Мухи», на касках крутые очки и даже прибор ночного видения у одного из них.
В дом зашло человек 5. Вели себя сдержанно, не быковали. Спросили: «Можно к вам зайти?» Говорю: «Заходите. У нас женщины, дети, старики». Вошли, всех пересчитали, проверили наши телефоны. Если б мой телефон нашли, не знаю, что бы было… Но я успел включить режим полета и закинуть его на холодильник. Вместо него дал свой рабочий телефон, без фотографий.
Они изучали наши паспорта. В это время над нами кружили вертолеты. Мы сказали: «Боимся выходить во двор, чтобы нас не расстреляли из вертолетов». Они ответили: «Нет! Они работают по минометным расчетам нациков. Мы ищем нациков».
Возможно, к нам благосклонно отнеслись, потому что мы переселенцы, а прописка – Донецкая область. Говорят: «Ой, вы из Донбасса! С Донбасса все началось!». Мы стояли в напряжении, женщины в ступоре. Один из непрошеных гостей все время держал палец у курка. Нам разрешили топить дровяной котел, после чего ушли проверять соседние дома. Я тихонько наблюдал за ними из окна. Люди вели себя по-разному. Одни не выходили, другие испуганно бегали по двору, а кто-то с радостью выбегал навстречу и выносил еду. Меня это шокировало. Не знаю, почему себя так повели люди - то ли из страха, то ли коллаборанты.
Отец Виктор и автобусы на Беларусь
После ухода спецуры мы немного расслабились. С тех пор ежедневно ждали гуманитарных коридоров. И каждый день у нас «кордебалет» – вертолеты летали с 9 утра и до 4 вечера. Так низко, что цеплялись за крыши домов. В течение дня мы бегали в летнюю кухню мелкими перебежками. Света уже не было. Спасал газовый баллон, при помощи которого готовили еду. Как только темнело, начинались бахи из танков и минометов - падало где-то рядом.
Однажды к нам зашли двое волонтеров, которые эвакуировали местных. Сперва к нам отнеслись осторожно: уже было понятно, что в городе есть всякие. Познакомились, разговорились, сказали, что хотим выезжать. 11-го числа начали пробиваться звонки от знакомых и друзей. Все сообщали о гуманитарных коридорах, и это очень давило на психику. Звонят и пишут: «У вас гуманитарный коридор! Выезжайте», а надо мною в это время летают вертолеты, цепляются за крыши и куда-то пуляют ракетами. Какой гуманитарный коридор?
11 марта эвакуационные автобусы не пустили в город. Нам сказали: «Едьте к церкви, там отец Виктор собирает людей». А этот отец Виктор стоял и говорил, что до прихода русских солдат здесь было ужасно, а ВСУ приветствовали друг друга словами «Хайль Гитлер». Вот такой отец Виктор оказался…
Следующий коридор запланировали на 12 марта. Наши автобусы снова не пустили. Местные призывали не садиться в зеленые автобусы, которые подогнали под церковь. Пришли какие-то корреспонденты снимать эвакуацию, затолкали людей - и вывезли в Беларусь. До сих пор их судьба неизвестна. Даже неизвестно, сколько человек тогда вывезли.
13 марта вновь объявили гуманитарный коридор. Но мы уже научены - в гуманитарные коридоры не верим. В город заехала большая колонна автобусов с белыми флагами. Накануне мне удалось забрать свою машину. За вещами ходить не стоило: слишком опасно. Женщины просто пропадали с улиц, а мужчин до 50 лет могли расстрелять. Что творилось в ближайших селах, даже боюсь представить.
14 марта уже собрались выезжать, но пришла SMS: с 14 по 16 марта – комендантский час. Пришлось снова ждать. Понимали, расстрелять могут и наши: ранее орки могли подъехать к блокпостам в обычных машинах и застрелить наших военных.
Колонна сожженной вражеской техники в Бородянке. Фото: REUTERS/Maksim Levin
«Теперь у меня есть 3 братика и еще один день рождения»
16-го вечером к нам пришли волонтеры и сказали, что пора выезжать! Договорились на 7 утра. До этого один местный алкаш, который сотрудничал с оккупантами, порезал мне колеса ножом. Я перегнал машину во двор, а около гаража стояли танк и пулемет - забрать свои колеса было нереально: если кто-то приближался к танку, орки открывали пальбу.
Утром 17 марта было морозно. Мы встали пораньше и начали прогревать машины. Мне повезло, что у брата была такая же марка автомобиля, как у меня. Нашел в гараже у родственников 2 шины, запаску взял у брата. В итоге, по левой стороне у меня была зимняя резина, по правой - летняя.
Примотали к машинам белые флаги из обрывков простыни, налепили на лобовом стекле лист бумаги со словом «Дети». Для этой таблички я нашел альбом моего троюродного братика. Когда повесил бумагу, с обратной стороны увидел рисунок – акварельными красками на зеленой лужайке была нарисована церковь. Я выдохнул: появилась уверенность, что мы сможем выехать.
Выехали на трассу. Еду и бурчу себе под нос: «Я еду. Я ни на что не наезжаю. Я еду аккуратно». Я этого даже не помню, мне жена рассказывала. По пути аккуратно объехали разбитый танк с обгорелыми телами орков. Местами ехали медленно, местами гнали изо всех сил. Машина «плавала» по трассе: резина с обеих сторон была разная. По пути увидели факел, бьющий из-под земли – перебило магистральную газовую трубу. Смотрю, на асфальте железяки. Подумалось: и как это сможет остановить бронетранспортер или танк? Проезжаем это место - боковым зрением вижу, что за железяками скрывались противотанковые мины. У меня аж спина похолодела от ужаса…
Через время услышал, что шипит заднее колесо. Пришлось постоянно останавливаться, чтобы его подкачать… 15 минут едешь – 10 минут качаешь.
Только когда я увидел наш блокпост, меня «отпустил» комок в животе: адреналин не уходил ни на секунду за 21 день войны. Боялся даже не за свою жизнь, а за то, что не смогу вывезти своих девочек.
А когда добрались до Житомирской области, переночевали у родственников человека, который с нами выезжал. Они плакали и благодарили нас, что мы его привезли живым. Мы тоже плакали и говорили, что если бы не он, то никто бы из нас и не выехал. Теперь у меня есть 3 братика и еще один день рождения – 17 марта.
После того как мы выгоним орду и отгородимся от них колючей проволокой, нам надо будет все отстраивать. А предатели, которые остались в городе мародерить и по наводке которых россияне ставили растяжки, как тот алкаш, который проколол мне колесо… Я надеюсь, он найдет свою судьбу. Отец Виктор, наверное, куда-то свалил: вряд ли он нужен оркам. Что касается меня, я хоть и редко ходил в церковь, но в последнее время молился очень часто.
