Загрузить еще

Донецкая зона отчуждения

Донецкая зона отчуждения
Фото: Дома Октября как будто кадры к постапокалептическим фильмам. Фото: Ольга ГОРДО

Поселок шахты "Октябрьская" (в Донецке его называют Октябрь) до начала боевых действий был одним из самых динамично развивающихся микрорайонов города. Во-первых, родившийся здесь Ринат Ахметов не забывал свою малую родину. За его деньги ремонтировали школы и дороги, построили ультрасовременный бассейн. Во-вторых, возведенный неподалеку аэропорт имени Прокофьева сразу сделал из обычного микрорайончика престижное место. Аэропорт и сыграл с Октябрем злую шутку, бои за него так или иначе коснулись каждого жителя. И самым опасным местом в Донецке он остается и по сей день. 

В Октябре я была несколько раз. Первый - перед 9 Мая. Было очень страшно - все-таки в самый обстреливаемый район ехали. На днях попала туда во второй раз - уже на подъезде начинает выделяться адреналин, а с другой стороны - непонятная уверенность, что все будет хорошо. Откуда - не знаю. 

Люди пытаются жить и здесь - ходят за молоком, вывозят мусор...
Фото: ГОРДО Ольга

Приметы мирного времени

Пока проезжаешь частный сектор, еще ничего. Все как везде - лето, сады, собаки и кошки на улицах. А вот людей немного. Все меняется, когда заезжаешь в район пятиэтажек. Заметила, что здесь всегда повисает молчание, даже если до этого весело болтали. "Бах" может раздаться в любой момент. Так и в этот раз, когда напросилась с волонтерами развезти гуманитарку. Спрашиваем у пожилого мужчины нужную улицу. 

 - Оце щас прямо, до остановки, а перед магазином... - начинает он. 

Бах! 

Где-то совсем рядом - громкий и резкий звук. Прилет. Мы уже научились определять. Потому что следом раздается звук самого выстрела. Все непроизвольно открывают дверцы машины и готовятся "стартануть" к ближайшей капитальный стене. 

- ...там такий він біленький, звєртайте направо, - как ни в чем не  бывало продолжает дядька и добавляет: - Та чого вы злякались, то далеко. 

"Далэко"? То есть обычно еще громче?! И при таких раскладах тут еще кто-то живет?!  

Благодарим дядьку. Едем дальше. 

- Это еще что, - начинает рассказ водитель - очень энергичная дама лет пятидесяти, руководитель общественной организации, - есть у меня бабушка, я ее еще осенью вывезла, поселила, продукты возим - живи и радуйся! А как весна - вези, говорит, меня обратно! Мне лук сажать и морковку! Я ей - золотой вы мой человек, там стреляют, там не до морковки! Нет, и все! Уперлась! Ну, повезла. 

Высадила возле дома, сама по другим делам поехала. И тут такой обстрел начался! Я по газам и за бабушкой, потому что слышу - в ее район летит, залетаю в дом - бабушка прячется в коридоре. 

Подождали, пока перезаряжать начнут, - и в машину! 

Если бы не оставшиеся кое-где приметы мирного времени - реклама, щиты, детские площадки - полное ощущение того, что попал на съемочную площадку фильма о войне. Подсознание отказывается принимать, что все это на самом деле. Как же возможно, чтоб в центре Европы в XXI веке - и вдруг дыра в стене от снаряда? Разве возможно, чтобы был дом без единого целого стекла? Это совершенно жуткое зрелище - осклабившиеся осколками окна как-то очень агрессивно вспыхивают на солнце. Где-то забиты ОСБэшками наглухо, где-то затянуты пленкой, где-то гардины свешиваются наружу и типа призывают к миру своими белыми полотнищами. Внезапно - целый балкон, на котором сохнут детские вещи, они-то и возвращают осознание того, что мы не на съемочной площадке. 

Едем дальше. Останавливаемся еще раз перед тремя бабушками у подъезда. Опять - бах! Бабушки не реагируют. Спрашиваем дорогу. Интересуюсь, почему не уезжают: 

- А куда? Я всю жизнь тут прожила. Тут мой дом. Пусть выкусят, гады, я никуда не поеду, - откровенничает особо бойкая бабушка в цветастом халате. Вы можете представить, как это - жить в доме, в соседнем подъезде которого две дыры от снарядов?

Мимо нас проходит девчонка лет десяти. Косички, резиночки, шортики, маечка, сбитые коленки. Напевает Меладзе "Салют, Вера!". Бах! Опять резко, громко и близко. Девчушка даже не повернулась. А мы присели.  

Дети даже уже не обращают внимания на взрывы.
Фото: ГОРДО Ольга

Гуманитарку раздают без пафоса

Еще один двор. Из дома, практически без "живых" окон, выбегают две девчонки лет по 8-9. Что-то оживленно обсуждают, садятся на лавочку, преисполняются торжественности и открывают коробочку! С сокровищами! Сокровища от меня тщательно скрывают, а так хотелось посмотреть! Но я ж взрослая (читай - чужая). Через 15 минут к ним присоединяется мальчишка с мячом. И пошли детские разборки, как в любом другом дворе на летних каникулах. Возле последнего подъезда - бочка с молоком, и покупатели есть. Спрашиваю у соседки:  

- Вы не знаете, почему тут дети? Почему их не вывезли?

- Че эта? Их вывозили. Это они уже вернулись. Домой. 

За углом коммунальщики ремонтируют дорогу. Чуть дальше - пожилой мужчина в оранжевом жилете метет улицу. Еще чуть проехав - мусоровоз вывозит мусор. Работают маленькие магазинчики. Даже такси видела.

В частном секторе совсем не видно людей. Это особенно угнетает. Создается ощущение зоны отчуждения. Но это не значит, что их нет. Вот на воротах в дырочку от осколков сушится ковер. Вот одинокая женщина с буханкой хлеба заходит во двор со словами:  

- Петрович! Я тебе хлеба купила, выдь забери!  

Вот шевеление во дворе - убирают посеченные осколками ветки. И все это на фоне резких, громких прилетов. Настолько громких, что девушка-волонтер из Путиловки (еще одна горячая точка Донецка), где тоже очень громко, констатировала: 

- Что-то как-то громко, у нас потише будет. 

Гуманитарку раздают без всякого пафоса, слов благодарности, освещения в прессе. Просто приехали, просто отдали, выслушали пожелания, взяли новые адреса и уехали. Просто одни помогают выжить другим. 

За все время почти двухчасовой поездки мне на глаза попались 36 человек. Пустые улицы - это особенно жутко. Но люди там есть. Они живы. И не замечать их - "да там никого не осталось!" - нельзя. 

Выбрались нормально. Даже не верилось, что я не покидала Донецк - вроде бы один город, но по ощущениям - два мира. И центр Донецка в сравнении с Октябрем - санаторий.