21 ноября
Загрузить еще

Первая пресс-конференция второго освобожденного днепропетровского "террориста": о жажде крови, письмах дочери и новой работе

Первая пресс-конференция второго освобожденного днепропетровского
Фото: Реву теперь ни на шаг не отпускает дочь Полина. Фото: Олег КЛИМОВ

Май 2012 года сделал коренной поворот в судьбе 36-летнего Дмитрия Ревы. Вместе с 35-летним Львом Просвирниным его задержали по подозрению в пособничестве террористам, совершившим в апреле 2012 года серию взрывов в Днепропетровске, от которых пострадал 31 человек.

11 марта 2014 года обоих выпустили из-под стражи в зале суда Индустриального района Днепропетровска. А 12 марта Дмитрий дал первую пресс-конференцию.

Видео Олега Климова.

Дочь писала письма отцу каждый день

Вместе с мамой Ларисой, супругой Дмитрия, десятилетняя Полина с нетерпением ждала возвращения отца. Девочка не могла поверить, что ее папа может быть виноват.

- Я очень  скучала по папе, переживала за него, писала ему письма и каждый день ждала его возвращения, а нас к нему не пускали, - сказала Полина корреспонденту "Комсомольской правды в Украине".

По Дмитрию также было видно, что он очень соскучился. Во время пресс-конференции он буквально не мог оторвать глаз от сидящих в зале дочери и верной жены.

"Буду работать правозащитником!"

До ареста Дмитрий, имея образование политолога, трудился на вагоноремонтном заводе в отделе продаж. Вернется ли он на прежнее место работы или пройдет курс реабилитации после заключения и перенесенных лишений в тюрьме?

- В первую очередь, мне надо адаптироваться к изменившимся условиям в стране, все несколько новое, все несколько по-другому, - сказал Дмитрий Рева. – Думаю, что и я поменяю профиль своей работы. Раньше практически не занимался общественной деятельностью и, даже будучи политтехнологом, находился в свободном плавании. Сейчас же мои приоритеты, жизненные ценности немного поменялись. Я хочу заняться правозащитной деятельностью, потому что в Украине, к сожалению, сложилась традиция вынесения несправедливых, незаконных решений.

По словам Дмитрия, ему бы хотелось, чтобы эта тенденция поменялась, и сама система была сломана.

- Каждый  человек имеет право на правосудие  и на справедливость, - сказал  он.

Разрешения на свидание с мужем Лариса Рева так ни разу и не получила. Фото: Олег КЛИМОВ

"Жажды крови нет"

После двух лет тюрьмы у Дмитрия, казалось бы, накопилось много злости к тем, кто упрятал его за решетку. Однако на деле все оказалось немного иначе.

- К кому вы будете предъявлять  претензии за незаконный арест?

- К тому человеку, кто сфальсифицировал  доказательства якобы моей вины, - сказал Рева. – Речь идет об оперуполномоченном, который позвонил с моего телефона во время обыска. Благодаря этому человеку я находился в тюрьме практически два года. Такие вещи, мне кажется, прощать нельзя.

В то же время Дмитрий говорит, что так называемой жажды крови у него нет. Вместе с адвокатом они думают подробно разобраться в нюансах ареста и содержания под стражей, чтобы не предъявлять иск о моральном ущербе государству, а сделать это в отношении конкретных лиц.

К слову, Виталий Погосян, адвокат Дмитрия, также требовал возмещения морального ущерба от украинского канала, транслировавшего фильм "Адов ад", и телекомпании, снявшей "документалку", в которой Рева и Просвирнин показаны, как террористы.

- В Шевченковском суде Киева процесс был выигран, фильм признали клеветой на сто процентов, а ущерб компенсирован чисто символически – в размере одной гривни, - сказал Рева. – Это было для нас, нашего освобождения очень важно – казалось, дело сдвинулось с мертвой точки. Но в дальнейшем Апелляционный суд столицы отменил это решение. Теперь наши претензии к телекомпании будут рассматриваться уже в Европейском суде.

О виновности Сукачева и Федоряка

В тюрьме продолжают оставаться Виталий Федоряк и ВикторСукачев, в отношении которых оправдательных решений суда не было, и обвинения с них не сняты.

- Как вы считаете – они виновны?

- Вопрос  не ко мне и он не совсем корректный, - сказал Дмитрий Рева. – Я знаю Виктора Сукачева с хорошей стороны. Это мой знакомый. Но он не достаточно близкий мне друг, близкий мне человек, чтобы я знал, виноват он или нет. Что касается господина Федоряка, то первый раз я его увидел в суде. Мне сложно о нем что-то говорить. У нас нет и не было возможности общаться, пересекаться как-то – в СИЗО есть определенные стандарты.