Андрей ДЯТЛОВ, журналист "Комсомолки" рассказывает о своем любимом художнике:
Человек, увидевший другого Христа
- Этот бешеный ажиотаж я помню хорошо: когда в прошлом году в Третьяковской галерее выставили "Суд синедриона" ("Повинен смерти!") Николая Ге, очереди стояли, почти как на "Джоконду". И попасть в зал с картиной мне удалось только за день до снятия ее с экспозиции.
С художниками иногда бывает, что все западают не на те картины, которые мастер считал главными и на которые жизнь положил. Спроси вас про Ге, вы с ходу ответите: "Ну как же! "Петр I допрашивает царевича Алексея в Петергофе". А еще портрет Льва Толстого, а еще "Пушкин в селе Михайловском", ну там, где он стихи читает, размахивая рукой".
На этот вертел нашего среднего и во многом еще советского образования, вспомнив картинки в учебниках литературы, можно нанизать еще портреты Герцена, Тургенева, Некрасова… Все это и правда хорошие картины… Но почему люди выстроились смотреть "Суд синедриона"? Только потому, что его достали из запасников? Потому, что телик о "Суде" все уши нам прожужжал?
Нет, я думаю так: можно всю жизнь писать то, что тебе интересно. Но это ремесло. А можно - то, чего не писать не можешь, что мучает независимо от того, увидит это хоть кто-нибудь или нет. И вот это и есть талант и гений.
Об этой по-настоящему мучившей Ге всю жизнь теме, теме Христа, мы знаем в основном только по одной и к тому же скучной его картине "Что есть истина?". Ну это та, где перед громоздким Пилатом стоит задумчивый Христос. И очень красиво падают тени. Сам Ге, между прочим, не очень любил эту работу. Но зато ее принимало общество, взращенное на слащаво-божественном образе Христа, который даже умирал на картинах других художников смиренно и в чем-то изящно: спокойное лицо, плавные линии рук, светлая скорбь окружающих…
Нет, все это было не для Ге. Вот он, его Христос: "Суд синедриона" - торжественная процессия, чванливые лица священников, а в углу, слева (не сразу и увидишь) Христа придавили к стенке и орут на него так, что даже по недвижимым губам читается: "Мы просто уроем тебя, просто уроем!" Именно так, если говорить сегодняшним лексиконом разборок. Интересно, что читали по губам кричащих иудеев во времена, когда Ге выставил картину впервые?
А ведь это только одна картина. Была еще "Тайная вечеря", за которую в 1863 году Ге получил звание профессора, минуя звание академика. Были "Христос и Мария, сестра Лазаря", "Братья Спасителя", "Христос в Гефсиманском саду", "Выход с Тайной вечери", "Иуда" ("Совесть"), "Голгофа" и наконец "Распятие"...
|
Он возит эти картины по России и Европе, и… их не принимают. Да и сейчас их найдешь не во всяком альбоме шедевров русской живописи. Но вот удивительно: сам Ге был доволен впечатлением, которое произвел его, как бы мы сейчас сказали, цикл о Христе.
И здесь нет парадокса. Потому что Ге в отличие от остального человечества (простите за пафос!) читал Евангелие не как божественную книгу, а как трагедию обыкновенного Сына человеческого, который ужаснулся и изумился тому, как с ним обошлись. В "Распятии" Христос умирает некрасиво, мучительно, страшно. Ни грамма слащавости и умиления вокруг. И это правда жизни, потому что даже римляне, придумавшие позорное распятие, с отвращением и таким же страхом приводили приговоры в исполнение.
Конечно, Ге не могли принять! Он переворачивал философию священных книг. И вовсе не потому, что не верил в Бога. Просто жизнь и смерть Христа как человека Ге пытался понять всю свою жизнь.
Как сухо сказано было однажды о Николае Ге: "Главная заслуга… в том, что он первый уловил новое реалистическое направление в библейских композициях…" - но внезапно добавлено изумительно искренне и точно: "…которое унесло его очень далеко!"
Больше о "Великих художниках" читайте здесь>