Разведчик-ликвидатор на ЧАЭС Александр Железняков: "На крыше третьего блока радиация была больше, чем в Хиросиме"
Уже на следующее утро о шокирующих результатах разведки, которые пыталось скрыть советское руководство, сообщил "Голос Америки". О малоизвестном факте из истории чернобыльской трагедии рассказал один из участников разведгруппы, днепропетровец Александр Железняков.
Днепропетровские ученые-химики сами попросились на ЧАЭС
В ноябре 1986-го выпускник Днепропетровского химико-технологического института Александр Железняков отправился в Чернобыль на военные сборы. На ЧАЭС уже работали специалисты военной кафедры ДХТИ, разработавшие совершенно новую технологию дезактивации. Днепропетровские рецепты смесей для дезактивации на практике оказались наиболее эффективными и очищали от радиации в разы быстрее, чем другие. Свои предложения ученые направили в правительство еще в апреле, когда случился взрыв, но прислушались к ним только осенью. Сотрудники кафедры - Григорий Гольцман, Валерий Педан и другие - сами попросились ликвидаторами в Чернобыль.
Валерий Педан так вспоминал первую встречу с Чернобылем: "10 октября на вокзале Белая Церковь на сборном армейском пункте нашу команду офицеров запаса встретили товарищи, возвращающиеся домой… Молодой парень рвал кровью и полушепотом крыл матом каких-то "козлов". Одну фамилию я запомнил. Это был генерал, руководивший дезактивацией кровли 3-го блока в сентябре-октябре 1986 года". Позже, на втором съезде "Союза Чернобыль", сообщили, что из 800 ликвидаторов, принявших участие в этих работах, 300 уже умерли.
В "бой" пошли одни добровольцы
На вторую половину ноября правительственная комиссия запланировала новый штурм кровли третьего энергоблока, чтобы к Новому году окончательно ее очистить. Для этого подготовили полк солдат из 800 человек. При этом по имеющимся успокоительным данным на крыше было не более 50 рентген… Но понимая, какой на самом деле опасности подвергнутся люди, начхим особой зоны, преподаватель военной кафедры ДХТИ Григорий Гольцман на свой страх и риск решил провести еще одну разведку кровли.
- Приехав в Чернобыль, мы поначалу оказались там никому не нужны. Я был поражен: полдня люди ходят по станции, облучаются и ничего не делают, - рассказывает Александр Железняков. - Встретил в коридоре своего преподавателя по ДХТИ - Григория Романовича Гольцмана, который спросил, чем я занят. "Да вот, - говорю, - нас вызвали, а что делать, не знаем". - "Отличиться хочешь? Пошли, разведка нужна". Он повел нас на блок и объяснил, что нужно провести разведку крыши, перед тем как туда пошлют людей. А на эту крышу еще вначале запускали трех роботов. Так вот немецкий сгорел через 10 минут, наш - через 12, а "японец" вообще отказался работать. Тогда решили отправлять туда солдат, и до нас на этой крыше не одна тысяча людей побывала. Но о них, которых, скорей всего, уже нет в живых, молчат.
На разведку Гольцман рядовых солдат не пустил: позвал только офицеров-добровольцев, понимающих, на что они идут. В состав разведгруппы вошли Гольцман, майоры Хихля и Никитин, прапорщик Федорчук и лейтенант Железняков, остальные идти на крышу отказались. 18 ноября эта пятерка вышла на площадки третьего блока - "К", "Л", "М" и "Н". Последние две, доставшиеся днепропетровским химикам Гольцману и Железнякову, оказались самыми опасными - здесь дозиметр зашкаливал за тысячу рентген. А возле "трубы", где побывали все члены групы, уровень радиации доходил и до 13 тысяч 800 рентген!
"Нас изолировали, чтобы информация не прошла наверх"
- Вы знали, что идете практически на смерть? - спрашиваю Александра Александровича.
- Да, знали. Григорий Романович никого не подставлял и сам первым пришел на крышу и последним оттуда ушел. Когда мы поднялись, стрелка дозиметра ушла за 200 рентген. Но страха не было, я просто работал: снимал данные и шел на следующую точку. Когда меня затошнило и закружилась голова, Гольцман буквально вытолкал меня с крыши. Не исключаю, что этим спас мне жизнь. А мужики остались и доработали. Потом мы переоделись, помылись и попали сразу к радиологу. Он горстями натолкал нам аскорбинки и сказал, чтобы семь лет не заводили детей.
- А у вас есть дети?
- У меня три дочери. Когда уезжал в Чернобыль, старшей исполнилось три года, и жена была на втором месяце. Третья дочь родилась уже в 96-м году, она часто болеет.
|
- Что было после разведки?
- О результатах доложили генералу Самойленко (с ноября был начальником опергруппы особой зоны ЧАЭС. - Прим. авт.), и нас изолировали, чтобы мы ни с кем не общались и информация не пошла наверх. А утром ситуация изменилась.
Из воспоминаний Валерия Педана: "Председатель правительственной комиссии Борис Щербина взбешен - ведь нужно было докладывать в ЦК. Проще было объявить доразведку некомпетентной. Но на следующее утро о новой разведке кровли сообщил "Голос Америки", и были названы уровни радиации более 10 тысяч рентген".
Повторная разведка специалистов Минобороны подтвердила данные Гольцмана, и тогда решили пускать бойцов на опасный объект не более чем на 20 секунд. С помощью группы Гольцмана составили макет крыши, и ликвидаторы уже знали, где что лежит, целенаправленно выбегали на заданную точку.
Анализ крови разведчиков показал, что они получили дозу на уровне 70 рентген. И это несмотря на вколотый им перед выходом антирад. Специалисты понимали: это значит, что хватанули на крыше не менее 150-ти.
"Как, ты еще живой?"
- Сколько всего я получил в Чернобыле рентген, не знаю, - говорит Железняков. - Всего за 90 суток официально мне поставили 25 рентген. По расчетам Педана, на начало декабря я накопил примерно 150. А Григорию Романовичу после крыши было очень плохо. Взяли у него кровь - 70 рентген, а поставили только 6. Радиолог ему сказал, что больше написать не может, дескать, такой приказ. А мне, как запаснику, поставили тогда полтора рентгена.
- Вы знаете, какова судьба ваших товарищей?
- В начале февраля 87-го мы провожали домой одних офицеров, и кто-то сказал: "Давайте выпьем за группу смертников - группу Гольцмана". Его толкают, мол, вот же Сашка Железняков из этой группы. Тот мне: "Как, ты еще живой?" И тогда я узнал, что майоров уже нет, а прапорщик в тяжелом состоянии. А Гольцмана встречал в Днепропетровске. Он ушел с кафедры, потом уехал, кажется, в Израиль, где его буквально вытащили с того света.
- А вам что помогло выжить?
- Не знаю. Может, то, что я спортом занимался, или то, что постепенно переходил от высоких доз радиации на низкие. А может, что мне антирад не вкололи? Все, что мы изучали про радиацию в институте, оказалось туфтой. Чернобыль все перевернул.
- Как страна отблагодарила за чернобыльский подвиг?
- Всем объявили благодарность и к ней 100 рублей выдали. Григория Романовича генерал Самойленко представлял к ордену Красной Звезды, но командование "забыло" его выдать.
- А сейчас что платят?
- Деньги, положенные на ежегодное оздоровление, я ни разу не брал. Болел не часто, но раз в год в больницу ложился на обследование и реабилитацию. Начальник цеха однажды сказал: "Тут не собес", и с завода пришлось уйти. На первом съезде "Союза Чернобыль" правильно говорили: "Мы потеряли здоровье. Не можете его вернуть - компенсируйте". Депутаты ничего не сделали, а льготы получают. Я против льгот, я за компенсацию. И за то, чтобы рядовым солдатам-ликвидаторам поставить памятник перед Верховной Радой, пусть депутаты мимо него ходят.
