Провожать этот год и встречать грядущий нам повезло с Вячеславом Довженко. Поговорили с актером о кино, театре, жизни. Порадовались тому, что на спектакль «Хозяин», где он играет Терентия Гавриловича Пузыря, билеты раскуплены до февраля. Так что свое побеждает. Вспомнили, как из-за роли Петра I в фильме «Молитва за гетмана Мазепу» актеру не разрешали сниматься шесть лет. Ну и о сегодняшних ценностях не забыли. Кстати, 8 февраля в прокат выходит биографическая драма о сыне Ивана Франко «Інший Франко», где Вячеслав играет главную роль, – поэтому ходите в кино.
- Вячеслав, в это время все обычно подводят итоги года. Какое событие в вашей личной жизни стало самым важным для вас в этом году?
– Я при работе, мы выпустили в Театре на Подоле премьеру – спектакль «Хозяин», снимаем четыре серии «ДВРЗ. Повітряна тривога» для ICTV2. Наш фильм «Обмін» вышел в прокате в Японии. Все профессиональное.
– Вы, как всегда, весь в работе?
– Весь в работе.
- Тогда, если говорить о вашей творческой жизни, какой из проектов, возможно, еще раз дал осознание, что все, что вы делаете, – не зря? Ведь у всех нас, мне кажется, есть мысли: все, что я здесь делаю, не так уж важно, как то, что делают военные на передовой. Какое-то обесценивание своей работы.
– Наши военные, несомненно, делают сверхважные вещи. Я не могу даже противопоставлять это. И то, что мы делаем здесь, что у нас такая возможность есть, это все благодаря им. Главное – не забывать им помогать. Потому что многие сейчас охладевают к нашей ситуации и как-то очень быстро привыкают к комфортной жизни. Даже несмотря на то, что иногда «прилетает», люди все равно комфортно себя чувствуют.
Уже забылось, как было страшно, когда все было очень близко. Но благодаря тому, что наши военные отодвинули врага подальше от нас, многие расслабились. Нельзя расслабляться. Надо всегда помнить об этом и помогать максимально, чем можем. Как бы мы ни называли свои вещи важными, - что мы делаем украинский контент, что украинскому зрителю, и военным в том числе, это нужно, - самое важное делают военные. Это факт.
– Что вас заставляет не расслабляться? Донаты, визиты к военным, общение с ними?
– Я и систематически общаюсь, и помогаю, и встречи организовываем. Это не зависит от того, что тебе об этом напоминают. Все зависит от тебя лично. Я понимаю психологию людей, которые от этого убегают и закрываются. Они просто устали от того перманентного состояния, в котором мы живем. Но ведь мы в нем живем, это реальность, и нужно это принять как данность. Когда война, дай бог, закончится, тогда можно будет думать о каком-то комфорте. А теперь комфорт не ко времени. Я так думаю.
– На спектакль «Хозяин» билеты почти невозможно купить. Ближайшие даты в феврале. Это ведь большой успех.
– Слава Богу, что так случилось. «Хозяин» – очень востребованный спектакль. Я вам скажу, что сейчас на все спектакли очень сложно купить билеты. А на премьерные, действительно, невозможно. Я даже не могу приглашение друзьям взять, потому что зал раскупают на сто процентов, забирают и нашу бронь. Значит, не зря мы это делаем.
– Кстати, не достать билетов и на «Конотопскую ведьму». Оба спектакля ставил Иван Урывский. Это феномен Урывского или люди открывают для себя классику заново? Урывский ставил и «Каменного хозяина» по Лесе Украинке, он тоже популярный.
– Хочется, конечно, сделать Ване комплимент и сказать, что это феномен Урывского. Но на самом деле не знаю, какая здесь кроется загадка. Я, к сожалению, сам еще не видел «Конотопскую ведьму», но знаю, что она пользуется огромным спросом и на нее невозможно попасть.
Хотя те, кто видел «Хозяина», говорят, что это не Урывский. В том смысле, что здесь он немного отошел от своего стиля, поэкспериментировал в нашем Театре на Подоле. Но все равно достаточно сильный резонанс, и билеты раскупаются. Значит, назовем это феноменом Вани Урывского.
– «Хозяину», думаю, помог и так называемый скандал, поднявшийся из-за того, что эконом Зеленский стал экономом Залуским. Люди пошли смотреть: а что там за спектакль, а о чем это говорят…
– У Карпенко-Карого действительно есть такой персонаж, но его роль невелика. А так как Ваня Урывский любит сокращать пьесы, то в сокращенном варианте не было никакого смысла оставлять эту фамилию, потому что люди могли бы подумать, что это ненужный хейт.
У нас, хочу сказать, мало кто читает. Основная масса людей не перечитывает пьесу перед тем, как прийти в театр. А кто-то вообще не читал «Хозяина» Карпенко-Карого. Поэтому зритель мог подумать: а что это они вставили эту фамилию, на что они намекают?! Это был бы ненужный акцент на ненужных вещах. Поэтому эта фамилия была сокращена.
Но, видите ли, все равно нашлись люди, которые решили, что это, наверное, какая-то цензура. И начали раздувать то, чего нет. Когда люди смотрят спектакль, понимают, что скандала это не стоит вообще. Там не об этом история.
– Как вы, ваши коллеги, люди творческие, реагируете на подобный хейт? Когда не видел, но осуждаю, что бы ты ни сделал – всегда найдут, к чему придраться, когда это не конструктивная критика?
– Вы правильно говорите. Есть конструктивная критика, а есть просто болтовня. Профессиональные люди в искусстве как раз и отличаются тем, что не разрешают себе заниматься вкусовщиной. К любому вопросу следует подходить с конструктивной критикой, профессионально разбирать материалы. Даже если тебе что-то не нравится, ты все равно должен смотреть, насколько все сделано профессионально. А то, что тебе что-то не нравится, – это твои личные вопросы.
Что касается хейта скажу, это не секрет: большинство людей, которые в соцсетях такие вещи раздувают, в театре ни разу не были. Какой тогда смысл вообще слушать эту болтовню и на нее реагировать?
- Многие и украинскую литературу не читали, так сложилось.
- Возможно. Хотя Карпенко-Карый все же входил в школьную программу, но сейчас спросите у любого человека на улице, о чем его произведения, вам мало кто скажет. Это ведь было давно и в школе. А мы знаем, как в школе все это «тщательно» изучается.
– А сниматься в «Буче» не боялись? Я от многих собеседников слышу, что снимать столь болезненные истории в разгар войны, когда все еще не пережито, это чрезвычайная задача.
– Это уже не вчерашний вопрос, потому что фильм «Буча» практически готов. Я вам открою секрет: после того, как поднялась шумиха с этим фильмом, уже на сегодняшний день сняты четыре ленты «Буча». Просто о них почему-то молчат.
В 2017 году мы запускали фильм «Киборги». Тогда тоже звучали мнения, что это не ко времени, не надо это трогать, потому что это очень болезненно. Сегодня мы находимся в полномасштабной войне, снова болезненная тема, и снова поднимается вопрос, ко времени ли это. Ко времени. В первую очередь, эта лента направлена на европейского зрителя. Люди, которые живут в Европе, наблюдают за всем со стороны, они слышат разные мнения. Российская пропаганда работает очень сильно, и они ее тоже слышат. Поэтому нужно ли это делать? Обязательно нужно. Люди там должны видеть, что мы пережили, как все на самом деле происходило. А нам эта картина важна для следующих поколений, когда мы уже будем изучать все как исторический факт, а не сегодняшний день.
Да, к такому материалу нужно подходить ответственно и максимально честно. Что я могу как актер со своей стороны пообещать? Что я максимально честно и ответственно к этому подхожу, что я не позволю себе каких-то аморальных вещей или того, что не является правдивым фактом. Показать всю реальность – это, наверное, и есть задача. Моей личной задачей было показать идеологию рашизма, как она разрушает изнутри даже то существо, в котором эта идеология сидит. Насколько у меня это получилось, не знаю, это уже судить зрителям и критикам.
- Актеры, которые ныне играют оккупантов или предателей, говорят, что пытаются найти для себя какое-то оправдание своему герою, почему он так поступает. Есть ли у вас оправдание вашему герою, почему он пришел в нашу страну убивать?
– У меня нет оправдания этому герою. Мой мотив – сыграть эту роль для того, чтобы показать, как фашизм разрушает такое существо, как человек. Он даже несет угрозу близким, с которыми рядом живет. Эта их скрепная идеология абсолютно идентична фашистской идеологии, и рашизм уже официально признан как новое явление фашизма.
Это была моя задача. Поэтому какое здесь может быть оправдание? Это история об определенной миссии.
– Сейчас идут съемки «ДВРЗ. Повітряна тривога». Теперь ваш Сергей Бондарь и Петр Дзюба, которого играет Виталий Иванченко, «живут», как и все мы, в условиях войны. Что меняется в их жизни?
– С кинокомпанией Mamas Film Production мы снимаем уже второй проект во время полномасштабного вторжения. Сначала отсняли проект под рабочим названием «Рубан». Это интересная история о психологе, этаком украинском Шерлоке Холмсе. Насколько это получится в готовом продукте, посмотрим.
А теперь с телеканалом ICTV2 запустили четырехсерийную историю «ДВРЗ. Повітряна тривога». Вообще, в самих героях ничего не изменилось. Бондарь как был вечным одиноким капитаном, так и есть. Дзюба как был его напарником, немножечко смешным, со своей историей, так и есть. Изменились обстоятельства и реалии, в которых они находятся.
– Читала, что Бондарю приходится тесно сотрудничать с контрразведчиками. Вы уже изучили работу контрразведки?
– Здесь же не документальная история. Она не является настолько реальной, что нам потребовался бы консультант-контрразведчик. Это наша абсолютная фантазия в рамках нашего формата. Мы не врем, просто не углубляемся в детали, у нас более художественное решение оказий, в которые мы попадаем.
- Недавно услышала вашу историю: я не знала, что из-за роли Петра I в ленте Юрия Ильенко «Молитва за гетмана Мазепу» вы 6 лет не снимались. Из-за чего?
– Это же был 2000 год, тогда мы были в мегаорбите русской культуры. И когда путин пришел к власти, объявил, что Петр I является его любимым героем российской империи. А мой Петр I изображен во всех ипостасях ужаса, фобий и отклонений. Он – деспот, идиот, шизофреник. Конечно, это сразу же там не понравилось. При мне состоялся телефонный разговор Юрия Герасимовича, покойного, Царство Небесное, с тогдашним министром культуры Швыдким, который его отговаривал и говорил: «Юра, не делай этого, не снимай эту ленту». Было очень большое давление бывших чиновников российской федерации, чтобы мы этого не делали. И когда фильм показали на Берлинском кинофестивале, понесся очень сильный хейт именно из российской федерации. Как только меня там не клеймили! Не могу вам передать.
– То есть Москва так надавила на нас, чтобы вам здесь перекрыли воздух?
– А кто снимал у нас сериалы в то время? Да, снимали наши продакшены, но по их заказу.
– Но у нас до недавнего тоже был их заказ.
- Ну в последние годы мы вроде как-то вычухались, политика изменилась. Конечно, в сериалы все равно приглашались их так называемые звезды, они здесь снимались. Но «право первой брачной ночи» было в украинских телеканалов, уже потом продукт шел туда. Конечно, подавляющее большинство продукта снималось на русском языке, с лицами, которые сейчас не знают, чем их замазывать. Но в 2000-х годах это была тотальная российская орбита. Поэтому я и пострадал так сильно.
- И что теперь делать с этими лентами, потому что лица те уже не замажешь?
- Думаю, не надо жалеть о том, что не нужно. Этого нужно избавляться, как старых вещей в шкафу. Поднимался ли тогда вопрос, чтобы делать украинский контент в большем количестве? Поднимался. Делали ли его? Не особо. А теперь, когда нужно чем-то забивать эфир, думают: а что теперь делать с тем, что уже наснимали? Отказываться и делать новое. Потому что ни переозвучить, ни замазать все это нельзя. Да и какой смысл в этом? Напротив, я призываю всех делать более качественно. У нас сейчас огромный шанс создавать хороший европейский контент. Пусть это будет не так часто, но по крайней мере, давайте брать хорошие сценарии, снимать интересно, креативно, чтобы выходить на европейский рынок телеиндустрии.
– Но как раз качество и страдает, об этом говорят актеры негласно. Телекомпании жалуются на малые бюджеты. При этом есть классные сценарии, которые лежат на полках. Проблема в том, что телевидение не привыкло рисковать с новыми форматами, экспериментировать. Вы видите позитивные изменения?
– Может, скажу неприятную для кого-то вещь, но мне кажется, мы сейчас находимся в системе микропаузы. Мы пытаемся прыгнуть на те же рельсы, по которым двигалось телепроизводство до полномасштабного вторжения, посадить его на тот же поток, с меньшим бюджетом, правда, но по той же схеме. А она не слишком работает. Потому что есть желание и у художников, и у зрителей смотреть уже что-то более креативное. Мне кажется, нужно немного пересмотреть политику подхода к производству, чтобы создавать новое. Почему бы не быть первопроходцами?
– Кто должен взять на себя эту миссию креативить? Телевидение, как мы видим, не очень торопится вкладываться во что-то креативное и новое, потому что, как мы уже говорили, это риск, это деньги. Помните, был скандал с выделением государственных денег на сериалы? С одной стороны, шли споры, что важнее дроны на передовую, чем кино, с другой – мы должны держать и культурный фронт. Как выбраться из этого круга?
- Я не хочу сейчас ни на кого тыкать пальцами, потому что это неправильно. Все же, как ни крути, искусство – это коллективный труд. Просто все должны профессионально и честно заниматься своим делом. Если это продюсерский цех, они должны найти деньги. Надо найти механизм, где их искать. Если это художественный цех, нужно придумывать, как сделать свою работу интереснее. Это, с одной стороны, простая формула, но с другой – и сложная. Кто-то когда-нибудь на себя эту ответственность возьмет. И дай бог, чтобы так и было.
- Вот театру удается делать крутые постановки, украинский театр становится модным.
- Но театр – это дешевле удовольствие. Зарубежные гранты, которые сейчас берутся на спектакли в театрах, позволяют это сделать. В театре машинерия задействованных людей тянет меньше затрат, чем в кино. Для кино намного больше нужно денег. Надо искать выход, где их находить. Это очень сложно. И это самая главная причина, мне кажется.
– Поэтому советуем всем нашим читателям, зрителям почаще ходить в театры, а не смотреть российские сериалы.
– Российские сериалы я вообще не советую смотреть никогда. Очень многие переоценивают ситуацию, особенно после полномасштабного вторжения. Когда рука зачесалась и кто-то что-то российское включил по старой памяти, говорят: «Боже, это такой кринж, как мы вообще это смотрели»! А это действительно кринж. Поэтому не надо смотреть весь тот бред, который они там клепают.
– К сожалению, есть и другие случаи. К примеру, недавняя истерия с одним российским сериалом, не будем его здесь называть, вспоминаю об этом как о факте.
– Читал. Русская культура всегда этим страдала. Взять, например, фильмы «Брат», «Брат 2», которые они называют культовыми, это же неправдивые истории. Они не несут положительный месседж в массы. Что у них не возьми, все отзывается каким-то шовинизмом, мракобесием. Парень, который возвращается с войны, - у них идеальный пацан, который ищет правду. Но нет на войне правды. Война – это территория тотального зла. Это уже абсурд. Брать оружие и стрелять налево и направо – это тоже абсурд. И на этом материале выросли целые поколения шовинистов-россиян. Вот такими вещами их культура всегда была пропитана. Что там смотреть? Там нет идей человечности.
– Как и вся их литература. Читала исследование американского литературоведа Эвы Томпсон «Трубадуры империи», и до этого не задумывалась, что даже, казалось бы, невинные произведения пропитаны ненавистью к другим народам.
– У них это в крови. Если даже взять «Муму» Тургенева, которого в школе нас заставляли читать, – это же бред, с точки зрения идеологии. Человек настолько зависим, что убил единственное существо, которое было ему верным и которое его любило, просто ради прихоти хозяйки, у которой он служил. Вот вам и великая русская литература, о которой нам все рассказывали.
Актер считает, что искусство – это коллективный труд, и все должны делать свою работу честно. Фото: ICTV2
– Ваш старший сын Иван учится на актера в «Карпенко-Карого». Что говорит – не ошибся с выбором?
- Иван сейчас на третьем курсе, и то упорство, с которым он все делает, особенно меня очень вдохновляет. Видно, что он уже в профессии, он живет ею. Мы постоянно с ним общаемся, он мне сбрасывает какие-то видео, что они делают, как экспериментируют, развиваются, и это невероятно. Поэтому, дай бог, пусть набирается опыта. А младший еще в поисках. Василий еще думает.
– Не говорит, что думает тоже об актерстве?
- Говорит, что хочет, но надо, чтобы это пришло к нему сознательно. Василию – 14, время еще есть. Когда попадаешь в какое-нибудь высшее учебное заведение, тебе кажется, что люди там дурака валяют и ничего не делают. А на самом деле это тяжелая работа, труд, и нужно это понимать.
– Если и он пойдет в актерство, у вас уже будет актерская династия.
- Не династия, а какой-то семейный подряд (смеется).
- В предыдущей нашей беседе вы говорили, что все-таки пытаетесь думать наперед. О чем сейчас думаете наперед?
– А сейчас как раз наоборот. Это та переоценка, которая пришла после 24 февраля, что думать наперед вообще смешно. Сейчас ценю жить одним днем. И столько интересного для себя открываю, когда понимаю, что нахожусь здесь и сейчас, а не завтра. Потому что завтра может и не наступить. Такая парадоксальная правда. Поэтому ценить нужно каждый день, который ты проживаешь.
Все, что наперед – это, скажем так, инвестиции. А инвестиции в завтрашний день – это добро, которое ты людям делаешь лично или своей работой. Если ты делаешь все максимально честно, тогда эта инвестиция завтра заработает. А если ты лежачий камень, то ничего не произойдет.
– На праздники что запланировали?
– Купил себе елку. В прошлом году не покупал, а это психанул и купил очень красивую елку. Как-то скромно посидим с родными, встретим Новый год.
- У вас же собака есть, Джек. Он красивой елкой не интересуется?
- Собака елкой уже не интересуется (смеется). Это не первая елка в его жизни. Он больше боится, чтобы она не упала, потому что она стоит у его кровати. Поэтому Джек смотрит на елку немного с опаской.