О самом лирическом артисте Советского Союза в СМИ писали много. Но впервые о Валерии Ободзинском написали художественную книгу. Автором выступила младшая дочь певца – Валерия Ободзинская, родители назвали ее в честь отца. В интервью Валерия Валерьевна рассказала о своей личной драме.
- Какие ваши первые воспоминания об отце?
- Сложный вопрос, потому что папа ушел из семьи почти сразу после моего рождения. Еще маленькой я услышала, как мама сердито сказала своей подруге: «Валера так мечтал о мальчике, наследнике. Ведь врачи по сердцебиению определили, что будет мальчик. У нас даже вариантов имени не было – Валерий Валерьевич. И здесь рождается девочка...»
Подслушав разговор, я решила, что это и есть основная причина, что папа нас бросил. Дело в том, что дети любят обоих родителей и, теряя одного из них, как правило, обвиняют себя. Так случилось и со мной. Много лет я жила с чувством вины, что из-за меня развалилась родительская семья.
Но я извлекла урок: когда взрослые ссорятся или решают личные вопросы в присутствии детей, нужно быть аккуратнее в высказываниях, потому что восприятие ребенка искажает реальную картину.
– Именно тогда карьера Ободзинского пошла на убыль, его запрещали на телевидении, вырезали из эфиров?
– Да, причем папа сам не понимал причин этой внезапной нелюбви телевизионных чиновников. Ведь зрители-то его по-прежнему любили, он давал ежедневно по 4 – 5 концертов. Возможно, работа на износ привела к выгоранию. Он стал срываться, выпивать.
Когда папа нас бросил, заперлась в себе моя старшая сестра Анжела, ей на момент моего рождения было 9 лет. Раньше она росла в полной счастливой семье, папа относился к ней, как к принцессе, и вдруг волшебный мир рассыпается на глазах у ничего не понимающего ребенка. И мама тоже впала в депрессию – только родила второго ребенка, и уходит из дома мужчина.
Но ведь отец не совсем ушел?
– Он метался много лет. Все время звонил мне и сестре. Каждый раз извинялся: «Извините, что живу не с вами, но так получилось…» В его голосе чувствовалась огромная боль, хотелось заткнуть уши, убежать подальше, лишь бы не слышно. Иногда он приходил навестить нас, снова извинялся. А мне говорил: «Пока меня нет рядом, тебе нужно за папу быть – защищать, оберегать маму и сестру». В моей детской голове не укладывалось, это как – «быть за папу» мне, ребенку?
Будучи от природы девочкой ответственной, восприняла его слова очень серьезно, ходила и бесконечно прокручивала в голове, что я должна «быть за папу»… Эта ситуация и ряд следующих событий, происходивших со мной в раннем детстве, стали причиной психологической травмы.
- Что это была за травма?
- Диссоциативное расстройство идентичности. Или расслоение личности (так говорят врачи). В Америке врачи определили и начали изучать это расстройство только в 60-х годах прошлого века. Самым известным человеком с таким расстройством был Билли Миллиган, в теле которого согласно анализу его феномена врачи выделили 25 (!) субличностей. Это были мужчины и женщины всех возрастов и разных национальностей, они даже могли говорить на разных языках… Также специалистами установлено, что расстройство - не шизофрения, а последствия именно детской психологической травмы. Миллигана в маленьком возрасте родители наказывали, закапывая в могилу, а в возрасте 8 лет его изнасиловал отчим – расстройство идентичности стало защитной реакцией психики ребенка на эти страшные обстоятельства.
В моем же случае, в два года, я попала в опасную ситуацию, угрожающую жизни, и очень испугалась. Пережила панический, парализующий страх и беспомощность. И тогда детское испуганное сознание будто переключилось на другое - на спокойного, уверенного в себе взрослого… мужчины. Впоследствии я назвала это состояние "Брайном". С того дня в моем теле жили то Лера, то Брайн. Это совершенно разное поведение, мировоззрение, чувство… Это не «голос в голове» - а есть кто-то в тебе, по-другому видящий мир.
Первоначально «Брайн» проявлялся в стрессовых ситуациях. Например, в 4 года, когда меня угнали. Незнакомый мужчина схватил меня за руку возле детского сада и повел по улице, я тогда тоже прощалась с жизнью, оцепенела. И тут… включился «Брайн» – стал кричать, биться ногами, звать на помощь. Взрослые обратили внимание, вызвали милицию. Помню милицейский "Уазик". Я сижу на заднем сиденье, а в спину через решетку дышит этот маньяк, смотрит глазами дикими.
- Родители знали? Или догадывались?
- Я долго не говорила. Ибо сама не понимала, что со мной происходит. Возможно, они догадывались... Но иногда взрослые не очень обращают внимание на чувства и мнения детей, к сожалению.
Была история, когда отец взял меня с собой на гастроли. Мне было около шести лет. Я убежала прямо перед концертом в подсобное помещение, папа меня долго искал... Когда наконец-то нашли, папа начал ругаться и в сердцах хлопнул по мягкому месту. Меня переключило на «Брайна» – я очень жестко сказала: «Какое ты имеешь право трогать ребенка?! Ты мне не отец!
Я помню, с каким испугом и удивлением на меня тогда смотрел отец. Больше он никогда в жизни пальцем не трогал меня.
- Я долго думала, прежде чем отважилась на публичное признание, – говорит Валерия. – Но делаю это сознательно. Возможно, откликнутся люди с такой же проблемой, и мой опыт поможет им адаптироваться к этому расщеплению в жизни и быть счастливыми. Потому что сама наконец с помощью психолога, с которым занималась в течение 25 лет, я научилась с этим жить.
- А мог ли страдать этим или подобным расстройством ваш отец, внезапно покинувший сцену и ушедший работать на склад?
- Думаю, нет. По крайней мере, кардинального изменения навыков, стиля поведения в нем не наблюдалось. Была большая усталость от своей звездности. Когда я писала книгу о нем и дошла до этого момента – как Ободзинский уходит со сцены и устраивается работать на склад, думала: сейчас напишу о том, как он страдает, как ему плохо… И вдруг понимаю, что он, герой моей книги, абсолютно не страдает. Напротив, он счастлив этому освобождению, передышке. Каждый человек имеет предел крепости, и для папы в какой-то момент слава, сцена, я так думаю, стали слишком тяжелой ношей. Но он потом вернулся после паузы…
- В последние годы жизни отец в церковь стал ходить, Библию читал, подарил мне крестик, сказал: «Пусть Господь всегда тебя бережет», – рассказала Валерия. - А когда-то был агностиком... Однако переосмыслил свое отношение и к религии, и к самому себе, и к детям, и моей маме. В последние его годы мы общались очень тесно, о многом говорили.
- Каким Валерий Ободзинский мог быть сейчас, дожив он до 80 лет (артист умер в 1997 году, в 55 лет. - Ред.)?
– Думаю, уже не выступал бы на сцене сам. Скорее всего, стал бы педагогом и музыкальным продюсером, выводил на большую сцену молодые таланты.