Второй после Ивана Франко
Классик украинской литературы Павел Загребельный умер в своем загородном домике в Конче-Заспе под Киевом 3 февраля - тихо, во сне, в шесть утра. Он долго болел, но не прекращал активно работать. Занимался редактированием старых романов, писал новый. Его «Роксолану» перевели на 23 языка мира, и он был самым популярным в России украинским писателем. А самое главное - он воспитал и поддержал целое поколение украинских писателей-шестидесятников: Владимира Яворивского, Ивана Драча, Виталия Коротича, Михаила Слабошпицкого…
Легендой стала история о писательнице из Луганска, которую отказались принять в Союз писателей. Загребельный узнал от ее мужа, что в этот день она родила сразу троих детей. Тогда Павел Архипович влетел на заседание Союза и потребовал за нее проголосовать. «Она сделала для Родины намного больше, чем вы все вместе взятые!» - воскликнул он.
Его трудолюбию и таланту не было границ.
- Никто в Украине больше него не написал, - утверждал на панихиде в клубе Кабинета министров Дмитрий Павлычко. - Он в нашей литературе второй после Ивана Франко.
Прощание с писателем началось ровно в полдень. Около гроба в почетном карауле застыли военные и ближайшие друзья. Родственники покойного - жена Элла Михайловна, дочь Марина и сын Михаил - утирали слезы на скамейке у дорогого лакированного гроба. Одним из первых прибыл президент Виктор Ющенко с букетом алых роз. Он попрощался с Загребельным, выразил сочувствие родственникам и быстро ушел. Вся в черном приехала секретарь РНБО Раиса Богатырева. Грустным выглядел и спикер Верховной Рады Владимир Литвин. Смерть патриарха литературы собрала вместе и раздираемый ссорами и обвинениями Союз писателей Украины. Рядом стояли Борис Олейник и Михаил Слабошпицкий, Иван Драч и Николай Жулинский, Дмитрий Павлычко и Владимир Яворивский. Пришло и много молодежи.
После гражданской панихиды в честь Героя Украины прозвучал оружейный салют. Гроб с телом на черном катафалке увезли на отпевание во Владимирский собор. Похоронили писателя на Байковом кладбище.
Богдан Ступка:
|
- Хотя он был гораздо старше всех нас, никогда не показывал своего превосходства. Любил людей и уважал каждого. Он был простым и доступным благодаря своему таланту. Помню наши диспуты, его острый ум, юмор. С ним всегда можно было посоветоваться. Он часто приходил к нам в театр.
Загребельный потрясающе чувствовал и передавал психологию человека. Его читала вся Европа и Америка.
Иван Драч:
- Это был очень могущественный человек - и как писатель, и как человек и гражданин. В нашей литературе второго такого не было по глубине и размаху.
Наше знакомство произошло в очень сложный для меня период: когда меня выгнали из университета, он забрал к себе в «Литературную газету» заведующим отделом художественной литературы. И мы год вместе работали. А последний раз мы виделись в августе, когда я поздравлял его с днем рождения. Он уже не ходил, но все равно шутил и иронизировал. И было видно, что он очень одинок.
Владимир Яворивский:
- Загребельный сыграл огромную роль в моей судьбе. Для меня он учитель и литературный отец. Когда я был во Львове и в 26 лет резко выступил с критикой, то меня там перестали печатать. Ходил, как тогда говорили, «с реп‘яхами», но он меня увидел и позвал в Киев. Это был мой учитель. Когда мы поселились в доме творчества в Ирпене в соседних комнатах, то я ночью как-то проснулся оттого, что стучит печатная машинка. Это для меня была неожиданность. Я не заснул и тоже сел за работу.
У него было парадоксальное мышление, и я никогда не мог предугадать его оценку жизненной ситуации и произведения литературы. Он постоянно держал себя на ноте оригинальности. И он написал в украинской литературе больше всех - 22 романа, а еще повести, эссе. И никто не мог охватить такой кусок истории - от Древней Руси до Кучмы.
Виталий Коротич:
- Мы с ним были знакомы 50 лет. В 1961 году Загребельный напечатал в «Литературной Украине» полосу моих произведений, с чего и началась моя карьера. Крестный отец в творчестве! Он был единственным украинским писателем действительно европейской славы. Писал исторические романы, чем привлекал внимание людей, даже тех, кто стариной не интересовался. Я думаю, что для национального самосознания он сделал больше, чем сотни болтунов с политических трибун. Характер у него был сложный, но он всегда оставался порядочным человеком. Я с ним виделся регулярно, последний раз несколько месяцев назад. Он очень болел и лежал на втором этаже своей дачи. И как наивысшую похвалу я воспринимал то, что он ко мне оттуда спускался. Я приехал с ним проститься из Москвы, как только узнал грустную новость. Когда-то Лев Толстой сказал, что писатель должен жить долго. И он так жил, хотя ему было непросто. Существовал с того, что сдавал свою киевскую квартиру. Все эти геройские игрушки ничего ему не добавили - никаких льгот от государства он не имел. Его переиздавали не за правительственными разнарядками, как когда-то классиков, а через коммерческие издательства, так как он приносил им прибыль. И это была не бульварщина, а настоящая литература. Он сделал для страны очень много, но ничего у нее не просил. Пережил Голодомор, воевал, попал в плен, потом в концлагерь. Но Загребельный всегда был первым, кто приходил другим на помощь в трудную минуту.
