Галина ВОЛЧЕК: «Мне плевать на то, в чем меня обвиняют»
Биологи говорили, что этого не может быть: осень, во-первых, и свет софитов, где она должна была сгореть, во-вторых. А она летала. И только уборщица посреди вечера сказала: «Галина Борисовна, а вы знаете, что это его душа?» И без нее они догадались, но она словами сказала.
Живая душа театра - сама Галина Волчек.
- Галя, у тебя была известная слабость к красивой одежде и драгоценностям - сохранилась?
- Скорее не к драгоценностям, а к украшениям. Я иногда привожу в абсолютный шок даже близких людей. Обожаемая наша костюмерша Оля Маркина издевается над нами, когда мы приезжаем в Питер и идем в такой маленький магазинчик от питерского завода, который презирают все дамы света, поскольку он производит подделки под те, настоящие, со вкусом сделанные вещи… Опять в «металлоремонт» пошли? Но когда это надеваешь, никто же не верит, что из «металлоремонта». Конечно, у меня есть другое, что мне дарили на юбилеи, на дни рождения. Вот кольцо, бывший муж Марк на день рождения подарил.
- Аквамарин?
- Аквамарин.
- Очень красивое. И тряпочки по-прежнему любим?
- Мне некогда особенно этим заниматься, но любить люблю и не позволяю себе забывать, что я женщина. Я всегда помню, как Вера Петровна Марецкая, которая меня с детства знала, когда услышала, что я начала заниматься режиссурой, посмотрела на меня жалостливо и сказала: Галя, что ты делаешь, это что, теперь всю жизнь будешь ходить в таком костюме с плечами и с портфелем под мышкой? Я ей говорю: Вера Петровна, я буду к каждой премьере шить себе новое платье.
- В советской, в русской истории непреходящая тема - «интеллигенция и власть». Ты на таком месте находишься, где это не абстракция, а всякий раз очень конкретная вещь. Особенно сегодня, когда интеллигенцию обвиняют в том, что стелется перед властью…
- Мне совершенно плевать, в чем меня обвиняют. Я прекрасно знаю свою прожитую жизнь. Знаю, почему и за что я определенным образом отношусь к Михаилу Сергеевичу Горбачеву…
- Каким?
- Положительным, естественно. Я не была угодна прежней власти, советской. Ни театр, ни я. Потому что я нарушила все правила поведения человека, занимающего идеологический пост: я не вступила в партию. Никто мне наручники не надевал, но настойчиво твердили, что я не имею права руководить коллективом, если не вступлю в партию. Я им сказала: я же не космонавт, чтобы меня в воздухе в партию принимать, я взрослый человек, раз этого не сделала, то не сделала почему-то, и сейчас не буду.
- А как получилось, что женщину выбрали руководителем? Столько интересных мужчин!..
- Ну, не по половому же признаку меня выбрали! Я думаю, потому что к этому моменту я, много работая с Ефремовым в роли его правой или левой руки, уже самостоятельно поставила «Обыкновенную историю», «На дне»… То есть за мной уже что-то было.
- Вернемся к тому, что у тебя были нелады с прежней властью…
- При чем тут лады и нелады! Был театр, который не просто лицом не был этой страны, а так, на обочине где-то… По пятнадцать раз сдавали спектакль - уже даже неприлично говорить. Я вообще не люблю все эти разговоры про то, какие мы были смелые и прочее. Я всегда занималась только своим делом. И когда Виктор Степанович Черномырдин, которого я просто нежно люблю, приговорил меня пойти в «Наш дом - Россию», я ему сказала: моя политика - это то, что я делаю на сцене, это моя политика, мое отношение к жизни, все. Но он такой особенный человек, я в первый раз его близко видела, все неожиданно случилось. Я говорю: вы же понимаете, Виктор Степанович, что, если встанет вопрос - пойти на репетицию или в Думу, я пойду на репетицию.
- И ты вступила в партию?
- Ни в какую партию я не вступала. Это было движение. Черномырдин меня обаял абсолютно. Он какую-то фразу сказал человеческую, типа, вот у вас сын, у меня тоже дети, вы хотите, чтобы страну в крови потопили? Я не жалею об этом опыте. Потому что любой опыт для художника полезен. А все разговоры про художника и власть - они ведь тоже ангажированные. Для меня любая ангажированность неприемлема. Я давно поняла, что самое ценное, что есть в жизни, - это человек и человеческие отношения. И с точки зрения человеческих отношений я многое там оценила. И добром поминаю людей, с кем общалась. Это и Александр Жуков, и генерал Рохлин, и Володя Рыжков… Так что тема «интеллигенция и власть» - она для меня проходит через понятие «человек». И то, что «Современник», начиная с 90-х годов и дальше, обрел внутренне другой статус, я, как благодарный человек, всегда помню. Не потому, что мы что-то другое стали делать. Мы продолжали свой путь. Я знаю, за что я благодарна Ельцину…
- За что?
Наина Иосифовна в зимнем саду
- Дружба с чего началась?
- Наина Иосифовна - необыкновенный человек. Она услышала какое-то мое интервью по телевизору. Ровно сколько у меня недоброжелателей, столько людей, самых обычных, просто подходят, даже неудобно слышать, какие слова они говорят… Нет, слава богу, баланс в их пользу. И примерно с такими словами позвонила Наина Иосифовна мне домой: Галина Борисовна, я хочу собрать пожилых артисток в Кремле, в зимнем саду, сделать экскурсию по Кремлю, я понимаю, что по возрасту вы не подходите, но мне хотелось, чтоб вы тоже были. Была Софья Станиславовна Пилявская, были Окуневская, Ладынина, Касаткина, Аросева, Лидия Смирнова… Наина Иосифовна провела экскурсию, мы прошли, наверное, семь километров. Потом обед был, незабываемый. А Софья Станиславовна Пилявская, она еще была мой педагог, в большом возрасте, но все равно элегантная, в узкой черной юбочке. После обеда мы вышли на лестницу, и вдруг я вижу, что у человека, который снимает, камера начинает дрожать. Что-то такое происходит, а мне не видно, я встала где-то позади. И это запечатлела фотография, она у нас у всех есть, с разрешения Софьи Станиславовны. У нее вдруг юбка упала вниз! Поднялся такой хохот!.. А потом было лето, Софья Станиславовна очень болела. И вдруг звонит Наина Иосифовна: Галина Борисовна… еще Галина Борисовна… потом уже стали по-другому…
|
- На «ты» или на «вы»?
- После смерти Бориса Николаевича мы пили на брудершафт… Это уже было как-то естественно… И вот она звонит с Валдая, что у Софьи Станиславовны молчит телефон, и она беспокоится. Софья Станиславовна - чужой ей человек, не звезда, просто артистка. Я узнала, что Софья Станиславовна в Барвихе, в санатории. Перезванивает мне Наина Иосифовна на следующий день и говорит: ну слава богу…
- Как ты восприняла уход Бориса Николаевича?
- Очень-очень эмоционально. Я к этому моменту уже и Бориса Николаевича знала не только по картинке. Я видела, что у них удивительно дружная семья, и все невероятно естественно. Мне очень приятно было узнать, что Борис Николаевич каждый год собирал своих соучеников. По пятьдесят - шестьдесят человек. Однажды они пришли к нам. Но в нашей ложе может поместиться человек тридцать, не больше, а их пятьдесят. И Борис Николаевич говорит: Галь, давай во дворе, они пофотографируются там, и ты им расскажешь про театр. И во дворе была такая трогательная сходка. Он ведь мог этого не делать. Но он неформальный был человек.
- Естественный... У тебя был еще удар - смерть Евстигнеева.
- Он уезжал на операцию в Лондон и пришел к нам накануне попрощаться. Он был с Ирой, женой, и, по-моему, был Гена Хазанов. Я не помню числа, но навсегда запомнила, что операция должна была быть 4-го. Мы сидим, чай пьем, Денис тоже был, они что-то там выпили. Я видела, что Женя очень нервничает. Хотя единственный вопрос, который его вслух волновал, это то, что ему дали на операцию тринадцать тысяч долларов, а она будет стоить одиннадцать, и как не возвращать разницу…
- Никаких предчувствий?
- Мало того. Я не люблю всяких там гаданий, но у меня есть женщина, она занимается астрологией и никак этим не торгует. Но я, видимо, в волнении прямо с кухни при нем позвонила и говорю: у Евгения 4-го операция, как там, нормально пройдет? Пауза, и она мне говорит: Галина Борисовна, а ее не будет 4-го. Я говорю: этого не может быть. При нем. Она повторяет: я не вижу у него операции 4-го числа. Я говорю: Женька, может, тебе вообще скажут, что не надо операции. И он как-то очень оживился. Мы попрощались, а я, не знаю даже почему, говорю: я тебе дам на всякий случай телефон Ванессы Редгрейв. Это был единственный знакомый человек в Лондоне, она знала, что Евстигнеев - мой муж бывший и отец Дениса. А ночью все случилось, и Ира - она позвонила Ванессе, по-моему, первой… Ну а дальше мы уже его в «Шереметьево» встречали...
|
Крупный план в зеркале
- Галя, ты сделала три редакции «Трех сестер». По-моему, это уникальный случай в истории театра. Почему? Ты меняешься, и меняется твое миропонимание?
- У тебя такое любопытство к человеку?
- Не любопытство - другое слово. Необходимость какая-то внутренняя. Не к каждому же я подойду. Но такие люди были, и я их никогда не забуду. Бабушку не забуду во Владимире, в храме. Холодно, страшный ветер, семь утра, мы только приехали, у нас вечером концерт, пошли, пока никого не было, в этот храм. И сидела бабка, прижавшись к стене, смотрела вверх. Не могла я мимо пройти. Остановилась. Я не буду весь разговор пересказывать, давно было. Женя Евтушенко - я при нем про эту бабку рассказала - попросил разрешения использовать ее в стихах. Естественно, я разрешила. Она на «о» говорила, владимирский говорок. «Сейчас хорошо-о, сейчас вижу, что передо мной женщина, а год назад я не знала кто, пятно, а не вижу» Я говорю: бабушка, а зачем так рано приехали-то? «А хорошо-о, меня довезли на грузовике, мне далече пешком, это я раньше ходила, а сейчас…». Я попыталась ей предложить деньги, чтобы она пошла поела, попила чего-нибудь горячего, а она: «Да нет, дочка, я не пойду, мне хорошо-о». Все было хорошо. Удивительная старуха. Сколько лет прошло, а у меня ее крупный план перед глазами. Я к тому говорю, что это для меня самая большая ценность, самая большая коллекция, это то, из чего я черпаю, что я ценю и люблю.
- А Чехов?
- А Чехов - вершина драматургии, и все через него выражается. Ты сама сказала за меня, почему я к нему возвращаюсь. Меняюсь я, меняется жизнь за окном, меняется человеческая психология, люди становятся более жесткими. Как я объясняю - меньше лирических нот остается внутри. Всегда я искала Ирину, такую прозрачную, понимаешь, и это был романтический взгляд на вещи. Я обратилась во все училища с просьбой прислать всех девочек, которые могут претендовать на роль Ирины. И вдруг влетает девчонка, толстая, с попой такой, с круглым лицом, совершенно шальная. И говорит: Галина Борисовна, вы меня только посмотрите, больше ничего. Что-то меня кольнуло в ее монологе, и я как провокацию: ну давай сразу, готова истерика в третьем акте?.. И она выдала такое!.. Я говорю: а теперь покажи мне первый акт, маленький кусочек. У нее ни диплома, ничего еще не было. Я говорю: я беру тебя, только к премьере ты должна похудеть на пять кило. Она похудела на пять кило. К Франции, я сказала, похудеть еще на пять кило. А она, Вика, бедненькая, в больницу попала и похудела сама собой.
- У тебя первые актрисы были Марина Неелова, Лена Яковлева, Чулпан Хаматова… теперь эта девочка Вика Романенко. Ты влюбляешься в каждого нового или выращиваешь их для себя?
- Безусловно, выращиваю. Пришла Марина Александрова. С таким, я бы сказала, бэкграундом, не жутким, но звезды. Она шла сюда долго. Мне приносили газеты, где она говорила в своих интервью, что хочет работать только в «Современнике». Сломалась я на пятом интервью. Беременная была Оля Дроздова, и надо было вводить новую актрису в «Крутой маршрут». Вместо Чулпан Хаматовой, которая очень сильно занята на стороне, нужен был ввод в «Три товарища». Пришла Марина, которая настолько серьезно себя проявила как человек, жаждущий получить профессию, а не только аплодисменты, что покорила этим многих и многих. А у нас, чтобы дождаться похвал от партнеров и партнерш, - надо очень сильно постараться. И когда Марина Неелова горой встает за партнершу Марину Александрову - это дорогого стоит.
|
- Галь, ты человек очень деятельный, живешь в активном режиме, в сумасшедшем ритме. А бывают моменты глубокого одиночества? О чем ты тогда думаешь?
- Ну, думаю я не только в глубоком одиночестве. Я когда-то говорила, одиночество - это не обязательно одной в комнате остаться, когда тебя жизнь в очередной раз ударила. Одиночество можно и в самом веселом обществе испытать. О чем думаю?.. Знаешь, счетчик этот, он работает у режиссера постоянно.
- Ты больше режиссер или человек?
- Одно, помноженное на другое. Режиссерский счетчик не выключается. Был случай, когда я очень страдала, по-настоящему, рыдала, слезы лились ручьем, встала взять платок и случайно увидела в зеркало лицо и кусок руки. И подумала: какой гениальный крупный план. Не переставая страдать и рыдать.
ИЗ ДОСЬЕ «КП»
Галина ВОЛЧЕК родилась в семье кинооператора Бориса Волчека. Окончила Школу-студию МХАТ. Художественный руководитель театра «Современник». Постановщик спектаклей «Обыкновенная история», «На дне», «Пигмалион», «Крутой маршрут», «Три сестры», «Вишневый сад», «Три товарища» и др. Снималась в фильмах «Про Красную Шапочку», «Король Лир», «Осенний марафон», «Русалочка» и др. Была замужем за артистом Евгением Евстигнеевым. Сын Денис Евстигнеев - кинорежиссер.
|
БЛИЦ-ОПРОС
1. Что значит красиво стареть?
- Не знаю. Просить Бога, чтобы не быть немощным.
2. Главное свойство твоего характера?
- Желание быть собой.
3. Что в других людях нравится больше всего?
- Когда они естественны.
4. Как бы ты прожила свою жизнь вне театра?
- В Америке мне задали такой вопрос. Организовала бы бюро, чтобы делать женщин, формировать человека как такового. В котором, следуя любимому Чехову, «все должно быть прекрасно…».
5. Есть ли у тебя девиз или какое-то жизненное правило?
- Пытаться никогда не притворяться.
