Алексей Баталов: Дядю Степу рисовали с меня
Кошка интереснее Джульетты
|
...Все самые первые мои воспоминания связаны с производственным двором Художественного театра. Когда я появился на свет, моим родителям, в ту пору актерам театра, выделили служебную комнату на втором этаже маленького дома, находящегося в закрытом от посторонних внутреннем дворе. Здесь жили со своими семьями сторожа, пожарные и те сотрудники, которые должны находиться при театре постоянно. Ничего более интересного для маленького человека и придумать невозможно. Вообразите себе, в нашем дворе сложены огромные декорации, проветриваются диковинные костюмы, в ящики укладывают необыкновенно интересный реквизит и, наконец, стоят повозки и самая настоящая карета. Просто детский рай.
И моя "первая в жизни работа" тоже связана со сценой. Осенью, перед открытием сезона, нас - ребятишек, живших в этом дворе, - посылали под сцену вылавливать кошек, которые находили там прибежище в то время, когда театр уезжал на гастроли или труппа уходила в отпуск. Нет ничего страшнее для исполнителя, чем кошка, нежданно появившаяся во время спектакля на сцене. В то же мгновение все внимание зрителей переключается на нее. Потому что, сколько бы ни страдали Ромео и Джульетта, публике гораздо интереснее, как к этому относится кошка.
...Из театрального двора переехали с мамой в писательский дом. Все жильцы нашего дома прекрасно знали друг друга. Только потом, когда вырос, я узнал, что дядя, который разговаривал с Ардовым у окна в то время, когда мы с его сыном гуляли в нашем дворе, - Михаил Булгаков, а Сережа, с которым мы гуляли, - его пасынок, они тоже жили в этом доме. Но самым желанным гостем для меня был дядя, который всегда рассказывал удивительные истории о своей знакомой волшебнице. Этим рассказчиком оказался Юрий Карлович Олеша.
Однажды в нашей квартире появилась гостья, и по тому, как с ней разговаривали, как о ней заботились, я понял, что это совершенно особенная тетя. Когда мама и Витя уходили на работу, мы оставались в квартире втроем: я, моя няня и необыкновенная гостья. Как-то раз за завтраком я, раскапризничавшись, выбросил из тарелки котлету, а гостья совершенно спокойным голосом спросила: "Алеша, а вы что - не любите котлеты?" - чем меня обескуражила. Вот так началось мое знакомство с Анной Андреевной Ахматовой.
Много лет спустя я узнал, что в квартире на верхнем этаже нашего подъезда жил Осип Эмильевич Мандельштам, которого в этой же квартире арестовали, и он навсегда сгинул в бездне ГУЛАГа.
"Образование, как белье, - нижнее"
В войну мама с братом Борькой на руках, он был еще грудной, Миша, которому было около четырех лет, и я отправились в эвакуацию... Главным подспорьем стали выступления, организованные мамой в местном госпитале. Постепенно к этим выступлениям присоединялись актеры, так же, как и мы, выдавленные в Бугульму войной.
Мама долго не выпускала меня на сцену даже в качестве статиста. Я был рабочим, бутафором, декоратором - но за кулисами. И однажды случилось чудо! В "Трех апельсинах" был такой потрясающей силы момент, когда заколдованная героиня, наконец освобожденная героем, является перед зрителями. При этом она должна выходить из разрубленного им апельсина. На репетициях я приспособился, лежа на спине, просовывать руки под задником так, что, ухватившись за рейки, мог точно открыть и держать половинки апельсина, оставаясь невидимым для зрителей. ...Я открываю створки. Секунду-две в зале тишина - и вдруг овация. Грохот, крики. И сердце прыгает, потому что я сопричастен случившемуся. Вот это и были те первые аплодисменты, которые в душе я и сегодня считаю своими.
В Бугульме я научился запрягать лошадей как в сани, так и в телегу, ездить верхом, колоть дрова и еще многому, что москвичу и не снилось, кроме, пожалуй, курения. А оборотной стороной этой медали стали плохая учеба, незнание иностранных языков и точных наук. Как-то потом, после войны, папа Витя (отчим артиста Виктор Ардов - писатель-сатирик, драматург. - Ред.) сказал: "А ты помолчи, у тебя образование, как белье, - нижнее". Но бугульминские учителя относились ко мне снисходительно, они всегда бывали у нас на спектаклях, и думаю, только благодаря этому я все-таки как-то переходил из класса в класс.
|
На деньги Ахматовой купил машину
Всю мою сознательную жизнь я был увлечен автомобилями, и когда надо было выбрать воинскую профессию, я, не задумываясь, сказал, что хочу быть шофером. По возвращении из армии мне довольно долго пришлось ходить в той форме, в которой вернулся со службы, да и денег в семье было немного. И вот в один прекрасный день Анна Андреевна Ахматова вручает мне конверт с деньгами со словами: "Алеша, ведь вы же артист, купите себе приличную одежду". Я стал отказываться, но надо знать Ахматову, конверт она все же заставила меня взять. И я отправился в комиссионный магазин. На беду, по дороге в комиссионный... частники продавали подержанные машины. Я просто так, из интереса, спросил, сколько стоит "Москвич". Это была та сумма, которая лежала у меня в кармане. Сгорая со стыда, на негнущихся ногах я поднялся в квартиру. Анна Андреевна и мама вопросительно на меня посмотрели, а я, запинаясь, сказал: "Анна Андреевна, я купил машину". Не отведя взгляда, Ахматова ответила: "Ну что же, по-моему, это хорошее приобретение". А в семье за машиной закрепилось название "Аннушка". Вернувшись из армии с профессиональными правами, я оказался единственным в семье настоящим водителем. Эта моя вторая профессия позволила послужить и Ахматовой в нелегкое для нее время, когда ее сын находился в заключении. В ту пору передачи в тюрьму можно было отправить только с почты, расположенной за пределами Москвы, и в строго определенные дни. Причем отправить передачу мог только ближайший родственник. Так что раз в месяц мы с Анной Андреевной ездили за город и из ближайшего почтового отделения отправляли посылочку для Левы.
Принц на водовозной кляче
Еще до войны мама и папа Витя снимали по соседству с семьей Константина Ротова - художника из журнала "Крокодил" - дачу на Клязьме. Константин Павлович постоянно занимался с нами, детьми: со мной и со своей дочерью Ириной, которая была моей сверстницей. Он учил нас рисовать, развлекал шаржами или смешными карикатурами. Так я познакомился с Ириной Ротовой, которая спустя много лет стала моей первой женой, и от этого брака появилась наша дочка Надя. На склоне лет Ирина вспоминала, как впервые увидела будущего мужа: "В один из дождливых дней мы, дети, сидели на веранде и играли в подкидного дурака. Вдруг калитка нашей дачи открылась, и на участок на настоящей белой лошади въехал красивый мальчик. Он молча объехал нашу дачу и так же молча скрылся вдали... Петька Петров заорал: "Я знаю этого воображалу! Это Лешка Баталов!" Петя жил с ним в Москве в одном доме. Я была сражена наповал. И хотя потом выяснилось, что эта белая лошадь - старая водовозная кляча, притом слепая... Но сидел-то на ней Алеша как принц на арабском скакуне..."
Академия на чердаке
Потом, когда к Ротову (отцу Ирины) обратился Сергей Михалков с предложением проиллюстрировать книжку "Дядя Степа", он выбрал меня натурщиком или, как сейчас говорят, прототипом для дяди Степы. Когда я исполнял роль натурщика и наблюдал, как работает Ротов, во мне пробудился настоящий интерес к рисованию. Благодаря знакомству с замечательным, но неугодным властям художником Фальком мне посчастливилось стать его учеником. Он устроил себе мастерскую на пустующем чердаке в своем подъезде. Конечно, там можно было работать только в теплое время года. Но этот чердак стал для меня академией. В качестве моих натурщиков страдали братья Борис и Миша, а уж потом и вовсе - Анна Андреевна Ахматова.
...Анна Андреевна спросила меня, как идут занятия у Фалька. Терпеливо и по обыкновению крайне внимательно выслушав мой сильно сдобренный эмоциями монолог, Анна Андреевна долго молчала, а потом без тени иронии вдруг сказала: "Жаль. Я хотела предложить вам попробовать сделать мой портрет..." Я остолбенел от неожиданности. Легко представить себе, какое действие произвела на меня эта фраза, если учесть, что я знал о том, как давно Фальк мечтает пополнить свою галерею портретом Ахматовой...
- Мне кажется, - продолжала после мертвой паузы Ахматова, - вам удаются лица.
Это было в 1952 году. С той поры я больше никогда не писал портреты.
Научился ходить по канату
Сундук - это не просто выдуманное название моей книги, а реально существующий и в наши дни спутник циркового артиста. Я впервые увидел этот сундук, когда познакомился с цирковой актрисой Гитанной Леонтенко: разносторонней артисткой - наездницей, акробаткой и танцовщицей, много лет проработавшей солисткой в цыганском цирковом ансамбле. Через 10 лет после нашего знакомства, когда Гитанна стала моей законной женой, сундук поселился у нас в доме. Но судьба распорядилась так, что мне пришлось целый год отрабатывать право стать настоящим, законным его владельцем. В Ленинграде после долгих сомнений запустили съемки "Трех толстяков" Ю. К. Олеши. Хотя Юрий Карлович был не самым любимым сказочником советской власти... В этой работе я стал не только режиссером, но и исполнителем роли канатоходца Тибула. Центральной сценой моего героя являлся, конечно, проход по проволоке над площадью на высоте 4-го этажа. "Ленфильм" послал запрос на оборудование для комбинированных съемок, но оказалось, таковое не закупили. Возникла необходимость срочно учиться ходить по канату. И не женись я до этого на цирковой актрисе, невозможно и представить, как бы мне пришлось выворачиваться из этой ситуации. Канат стал моим ежедневным орудием пыток, он был натянут и дома, и на студии. А во время экспедиций его натягивали где попало и даже просто между деревьями. Таким образом к осени, когда были готовы декорации для съемок на площади, я уже мог довольно уверенно идти по канату без страховки.
...Больше других досталось актеру Карнаухову, который летал на воздушных шарах над городом, выбивал собой огромное окно во дворце и приземлялся в центр гигантского торта. Для съемок летающего на связке воздушных шаров человека была сделана легкая кукла с лицом актера и в точно таком костюме. Эта кукла подарила "Ленфильму" международный скандал. Во время съемок на натуре, в Таллине на берегу Финского залива, во время второго дубля, когда отпустили манекен на шарах, сильный порыв ветра оборвал страховку, и наша кукла стала быстро удаляться в сторону Швеции. Буквально через несколько минут на горизонте появились сторожевые катера пограничников, с которых начали расстреливать наши шары. Потом, оправдываясь, мы долго объясняли, что это вовсе не преднамеренное нарушение государственной границы, а съемки эпизода для фильма.
Играть Ленина неприемлемо!
Однажды в коридоре меня остановил ассистент режиссера одного из запускающихся фильмов, отвел в сторонку и сказал, что меня хотят попробовать на роль молодого Ленина. От неожиданности я растерялся и даже не нашел, что ответить, настолько неприемлемым было это предложение для меня, человека, у которого деда убили в тюрьме, а бабушку ни за что посадили на десять лет... Раз в месяц у директора "Ленфильма" проходили заседания, где обсуждались вопросы, касающиеся запущенных в производство картин, здесь присутствовали директора, режиссеры, авторы, короче, все те, кто уже работал над фильмами. И вот во время очередного совещания слово неожиданно попросил Юрий Павлович Герман, который сказал, что до него дошли слухи, что недавно кто-то умудрился предложить роль Владимира Ильича Ленина этому долговязому, курносому клепальщику из "Большой семьи". "Как его?" - спросил он у сидящего рядом Хейфица. "Это что, Баталову?" - удивился Иосиф Ефимович. "Ну да!" Собравшиеся в зале зашумели, кто-то даже засмеялся, а мне больше никто и никогда не предлагал роль вождя.
|
О дочке
По вине врачей, самых лучших, самых недоступных, к которым из Ленинграда, чтобы родить Машку, отправилась Гитанна, появление нашей дочки на свет обернулось родовой травмой, которая впоследствии лишила Машеньку возможности нормально управлять движениями рук и ног (ДЦП. - Ред.) Только невероятное упорство, с которым она под руководством бабушки и Гитанны с малолетства боролась с этими ограничениями, позволило ей учиться в школе, а потом даже и окончить с отличием сценарный факультет ВГИКа. С тех пор она с утра до вечера работает за компьютером. Разумеется, я храню ее первую книжечку, которую она посвятила мне. А в следующей ее книжке "И быль, и небыль" в первый раз в жизни я выступил в роли художника-иллюстратора. И, пожалуй, это оказалось самой любимой моей работой. По Машиному сценарию снят фильм "Дом на Английской набережной", она пишет сказки, рецензии на спектакли и много о событиях в музыкальном мире.
5 самых известных ролей артиста
- "Летят журавли", Борис (1957 г.)
- "Дама с собачкой", Гуров (1959 г.)
- "Три толстяка", Тибул (1966 г.)
- "Звезда пленительного счастья", Трубецкой (1975 г.)
- "Москва слезам не верит", Гоша (1979 г.)
ЗА КАДРОМ
|
Стал помощником хирурга
Снимали "Летят журавли". Оператор Урусевский спешит отснять военный эпизод с гибелью Бориса - сцену с вертящимися березами. Долго-долго с тележкой, рельсами и подсветками строились проход и остановка солдат на берегу скрытой за кустами речушки. Здесь происходит разговор, в конце которого Борис сбивает с ног солдата, усомнившегося в верности Вероники, да так, что тот должен упасть с бережка в весеннюю воду. Эта сцена долго не получалась. Ведь падать актеру нужно было в обозначенное место, где в талой воде специально вырубили кусты. При очередной попытке я, стоящий вплотную к Кадочникову, вижу, что он оступился и опять падает не туда. Я успел схватить его руку, а он вцепился в мою другую. Сцепленный с ним руками, я полетел лицом в воду...
Очнулся, когда меня в мокрой окровавленной шинели уже запихивали на заднее сиденье машины. Услышал, как впереди говорили, что мы едем в Дмитров. Там была ближайшая больница. Главный хирург, он же и главный врач, Просенков собирался уходить. По дороге, увидав меня в коридоре, он как-то странно, без вопросов и осмотра велел снять с меня шинель и уложить на стол. Мое лицо было месивом грязи, грима и крови, поскольку всю дорогу я промокал и зажимал раны полотенцем. Пока он зашивал мой разорванный нос, другие дырки, я думал только о том, как быть дальше, если с кино закончено... Потом я понял, насколько почитаемый человек наш главный. Он с первого до последнего дня на фронте служил полевым хирургом. Оказалось, что он заштопал меня не специальными лицевыми нитками, а теми, какие только и были тогда в больнице, - для полостных операций. Позже меня показали специалистам. Просенкову тут же предложили место в Москве. Он отказался.
Но это еще не все. Итак, я лежу, как все, в ставшей родной больнице. И вот однажды мне передают бандероль. Это был первый вариант сценария Юрия Павловича Германа "Дорогой мой человек". Я стал читать, а там - как отражение в воде: доктор, война, фронтовой хирург, такая же послевоенная провинциальная больничка. Конечно, я сказал Просенкову о сценарии. Он попросил почитать и на другой день пришел в совершенном восторге. Объявив, что надо немедленно готовиться к работе по фильму. Но он должен меня кое-чему научить. Несчастные, оказывавшиеся по "Скорой помощи" на столе пациенты по сей день не знают, что тогда среди врачей, стоявших над ними, был и артист. На операции полагается маска. В качестве врача-ассистента я стоял у стола рядом с Просенковым, что-то держал, подавал. Его страшно забавляло, когда меня мутило при виде крови. Дошло, наконец, до его приказа присутствовать мне на полном вскрытии. Он сказал: "Смешно думать о роли хирурга, не пройдя этого всеобъемлющего урока хирургических правил!"
