Их бин турист
"Большая прогулка"
- Франция, 1966 г., в СССР - 1971 год. Режиссер: Жерар Ури. В ролях: Бурвиль, де Фюнес, Терри-Томас.
Пилоты сбитого над Парижем английского бомбардировщика медленно и чинно опускаются в вольер к бегемоту, на крышу Гранд-опера и во двор гестапо. Случайно подвернувшиеся маляр с дирижером в видах союзного долга берутся переправить бедолаг домой - ибо Франция хоть и под сапогом, но не вмерла и не сгинела. Не дождетесь, колбасники.
Чемпионы национального проката - раздолье для группового психоанализа. Замечено: массово люди предпочитают фильмы о тех, кем никогда не были, но часто себя воображали. Советские товарищи - о цыганке-воровке, которая внутри голубых кровей, но сама того не знает, потому что во младенчестве подкинута в табор злодеем дедом (мексиканская "Есения", комплексы выполотой аристократии: каждый второй подкидыш у нас был из графьев). Американцы - о художнике с нижней палубы, жертвующем собой ради любви и стоящем на носу корабля в позе Христа над Рио ("Титаник", зеркало самой набожной и алчной нации планеты, скрестившей Бога с деньгами, но втайне мечтающей о подвиге бескорыстия).
А французы вот ставят памятник себе в виде "Большой прогулки", державшей пальму самого популярного фильма Франции в течение сорока двух лет: и мы, мол, войну не на огороде проковырялись (хотя именно что на огороде).
Максим Соколов некогда писал, что все их Сопротивление выдумано поколением 68-го, устыдившимся коллаборационизма отцов. Вот за год до событий "Прогулка" и вышла - предвестием переоценки доминирующего поведения. К 20-летию Победы там вообще как-то заволновались: в том же 66-м сняли "Горит ли Париж?" об участии всех вождей будущей Пятой республики в освобождении Эйфелевой башни. Но с подвигами было явно слабовато - поэтому национальное участие в войне следовало переоформить в комикс: как фашисты шнапс пили, а мы им в постель сколопендру подкидывали и фюреру на портретах нос рисовали. "Бабетта", матрица французского военного кино, задала шаблон еще в 59-м.
Спасение сбитых англичан было, кажется, единственным вкладом Франции в труды антигитлеровской коалиции. Немцы досаждали несильно, больше подмигивали, злить их резона не было. Но горны атлантической солидарности позвали в путь двух колченогих - пролетария Бурвиля, которому все шмотки малы, и служителя муз де Фюнеса, на котором все мешком. По дороге они тысячу раз выяснили отношения меж интеллигенцией и народом, креативным классом и человеком труда, дважды вываляли немцев в белилах, проткнули им все шины, плюнули в компот и поразбивали о каски целый кузов тыкв, что вполне могло стимулировать фантазию
Л. И. Гайдая, как раз в это время придумывающего сцену погони для "Кавказской пленницы". Англичане своему спасению только мешали (какой прок с англичан?) - зато отлично смотрелись в маскировочных девичьих косах и немецких мундирах, лучше им и всегда так ходить. Когда же в каски вермахта обряжались Бурвиль с де Фюнесом, наступал миг всефранцузского счастья - как если б у нас в таком виде вышли Никулин с Роланом Быковым и битый час препирались, чья винтовка тяжелей и чем обязана интеллигенция народу, а он ей. На сладкое появилась монашка, потому что не может фильм с Фернанделем или де Фюнесом быть без монашки.
Все спаслись, война выигралась, из парашютов нашили шелковых сорочек на весь черный рынок. Влияние на советскую культуру тоже было оказано: фраза "Их бин больной" вошла в язык настолько, что все успели позабыть, откуда она, - а она отсюда.
