Мы позвонили в Мюнхен.
- Как вы, держитесь, Родион Константинович?
- С трудом. Но, слава богу, друзья меня не оставляют и, конечно, помогают насколько можно. Много всяких организационных сложностей, мы же здесь иностранцы.
- Вы говорили, что церемония прощания пройдет в узком кругу.
- Извините, не буду себя травить - рассказывать об этом. Я до сих пор не понимаю, что случилось. Лежат ее часы, перчатки... Не понимаю.
- Родион Константинович, может, нужно прилететь?
- Да нет, мой дорогой. Страдать надо одному. Вот работать начал немножко, чтобы как-то отвлечься.
Володя Васильев сказал, поскольку он Катю потерял: поверь мне, есть только один способ как-то пережить - работать. Но все равно ни разумом, ни тем более сердцем это не поймешь.
- Читатели нашей газеты выражают вам свое сочувствие и соболезнования.
- Знаете, со всего мира пишут, шлют. Всем спасибо. Здесь, в Мюнхене, сразу не войдешь в дверь подъезда нашего дома, до сих пор полно цветов, свечи ставят. Я думал, на 9-й день уберут. Нет, все меняют, ставят опять. Кто-то фотографию Майи повесил на стене около дома. Приезжали даже "Ночные волки". У нас небольшая улочка, они прямо со своими флагами развевающимися российскими, в кожаных костюмах. Их было, наверное, человек 20, может быть, больше. Тоже возложили цветы. Это было трогательно.
Знаете, ее просто сбило влет, как птицу. Помню, мы когда-то охотились в Беларуси, и охотники били птиц влет. Она же была в полном порядке. Мы были вечером накануне на футболе. Смотрели матч, она ходила по трибунам, поели в перерыве, и перед, и после сидели долго, часа два. После футбола были пробки, уехать сразу трудно.
- Она не жаловалась ни на сердце, ни на что?
- Нет. А потом она человек-то какой? От нее слова-то о здоровье не добьешься. Она меня ранить не хотела. Может быть, что-то у нее и мелькало где-то.
- Я помню, перед вашей премьерой лесковского "Левши" в Петербурге она ногу сломала. Но терпела, чтобы вы смогли спокойно довести репетицию до конца.
- В том-то и дело. Знаете, я ей всегда говорил: ты залетела к нам на Землю с другой планеты. Может быть, она улетела обратно...
- Это было счастье - жить и быть рядом с великой балериной и великой женщиной?
- Еще бы! 56 лет исключительного счастья с ней. Она была в быту совершенно непередаваемо проста, естественна, заботлива бесконечно. Я раньше встаю, и она всегда заваривала кашу мне с ночи. Я говорю: сам это сделаю. "Нет, я хочу, чтобы ты мог только подогреть". Знаете, что еще поразительно. Те цветы, которые она купила чуть ли не в тот же день, когда ее увезли в больницу, они все завяли. Мои друзья, которые меняли воду, подрезали их, ничего не могли сделать.
- Словно почувствовали.
- Наверное, какая-то тайна есть. Причем это не плод моего возбужденного воображения, а это мои друзья говорят: смотрите, она цветы купила в хорошем месте. У лилий бутоны такие роскошные, сама поставила их в высокую вазу. Но вот не раскрылись. И розы тоже завяли, и тюльпаны с пионами. Действительно, у нее была какая-то взаимосвязь с цветами.
- По-моему, какой-то сорт пионов даже назван в ее честь.
- Да, это так.
- Родион Константинович, мы с вами!
- Будьте здоровы. Все должны держаться, пока Господь Бог не отправит нас куда положено.