Лев Дуров: «Как я за ночь избавился от лысины»
Где бы ни появлялся Лев Дуров, он - как фокусник, который достает зайца из шляпы так же неожиданно, но всегда по делу травит байки. Коротенькие истории, анекдоты, придуманные жизнью.
- Многие, когда слышат мои истории, говорят: этого не может быть, - поделился с нами артист. - Но курьезы в жизни все же случаются. Мир вокруг нас смешной и удивительный. Успеешь записать - хорошо, не успеешь - история улетела. И все-таки большинство случаев запомнилось. Их я охотно рассказываю. Треплюсь повсюду. А потом гляжу: выходит какой-нибудь артист на сцену и выдает мою историю как свой юмористический номер. Только Михаил Евдокимов, рассказывая в своем концерте новеллу про бабушку Клаву, всегда подчеркивал, что услышал ее от Льва Дурова. Тогда я решил написать книжку, в которую вошли мои байки про пиротехников, суфлеров, известных артистов, режиссеров...
Клизма от Ефремова
Олег Николаевич мог выкидывать жуткие номера.
В театре был такой предбанник, в котором всегда сидели актеры, ждали нового расписания, узнавали время репетиций.
Однажды, когда там собрались все корифеи - Сперантова, Коренева, Чернышева, Воронов, Перов, - появился Ефремов, постоял-постоял и говорит:
- Что-то писать хочется. Пописать, что ли?
И, повернувшись спиной, стал писать на стенку. Корифеи вскочили и с криком: «Вот они, актеры современные! Безобразие!» - разбежались. Олег Николаевич застегнул ширинку и отправился куда-то за кулисы.
Он вошел в гримуборную к Матвею Семеновичу Нейману (а у Неймана был устрашающий вид - бритая голова, выдвинутая вперед челюсть). Он как раз разгримировывался и мылся над раковиной. Олег Николаевич отодвинул Неймана и стал писать в эту раковину. У Неймана лысина побагровела, потом посинела, он заорал:
- Это что такое?! Этого не может быть! Рядом с моим лицом! Боже мой!
И тоже куда-то убежал. Олег пошел дальше и вошел в гримуборную, в которой сидел Чумак, родной брат Алана Чумака, который нам последние годы морочил голову. Он сидел за гримировальным столом по пояс голый. Олег опять подошел к раковине и стал в нее писать. Чумак взревел:
- Это что такое?!!
Олег развернулся и полоснул струей вдоль его огромной атлетической спины. Чумак заорал: «Убью!», Олег выскочил в коридор, они стали дергать дверь за ручки туда-сюда. Потом Олег оторвал ручку, упал на пол и побежал по коридору. Чумак выскочил со стулом в руках. И тут неожиданно Олег развернулся, левую руку выставил ладонью вперед, а правой судорожно ковырялся в ширинке. И неожиданно выдернул оттуда огромную клизму. Выяснилось, что она была приготовлена для какого-то спектакля в бутафорском цехе. Он придумал вот такой идиотский ход, наполнил клизму водой и засунул себе в брюки.
Но к этому времени уже разразился скандал, его вызвали к Шах-Азизову, и тот сказал:
- Да, Олег Николаевич! Ведущий актер, мастер... Боже мой, вам не стыдно? Какой пример даете молодым? А еще жалуетесь на Дурова!
Беда не приходит одна
Однажды я лежал в Институте Склифосовского. В мою палату привезли пациента, забинтованного с ног до головы, прямо как египетская мумия. Оказалось, что он главный инженер крупного завода. Как-то сидел в своем кабинете, ждал американскую делегацию, которая должна была появиться с минуты на минуту, и отчитывал своего заместителя. И настолько разгорячился, что ударил в сердцах кулаком по столу, попал по линейке, которая лежала так, что подцепила пузырек с чернилами... Пузырек подлетел, и все его содержимое попало на новую белую рубашку главного... Паника, что делать? Американская делегация вот-вот появится... Пробовали отстирать рубашку. Не вышло. Тогда секретарша принесла ацетон. «Сейчас мигом отойдет», - сказала она.
Налила ацетон в тазик и опустила туда рубашку. А было это в 60-е годы. И в моде был нейлон. Понятно, вся эта синтетика в ацетоне моментально растворилась... Но на этом дело не закончилось.
«Раствор» вылили в унитаз... Расстроенный инженер пошел в сортир и случайно попал в ту самую кабину. Закурил, стряхнул пепел с окурка в толчок и... взорвался.
Чудо-средство от облысения
Когда я работал в «Ленкоме», театр гастролировал по всей стране. Как-то поехали мы на очередные гастроли. Меня пришли провожать мои друзья - акробаты братья Воронины. Они, любя меня, притащили какую-то чудодейственную мазь, избавляющую от облысения. Где-то в Тбилиси ее раздобыли. Странная масса, пахнущая чесноком. Всучили мне банку и пластиковую шапочку. Проинструктировали: втирай, дескать, на ночь в лысину, натягивай шапочку, а утром смывай. Недели через две волос попрет!..
Я в одном купе с нашей примой Ольгой Яковлевой, а в соседнем - неугомонная четверка: Гена Сайфулин, Валя Смирнитский, Георгий Мартынюк и Игорь Кашинцев. Ребята сразу же начали «соображать». Вскоре скребутся ко мне:
- Дед (одно из моих прозвищ), дай чего-нибудь закусить.
- Да нет у меня ничего.
- Ну что ты жмешься - вон у тебя какая-то закусь в банках. И как раз чесноком пахнет.
- Мужики, - говорю, - это мазь от облысения.
- Свистишь, дед, - и ушли недовольные.
Гудели до утра, спать всем мешали. Думаю: надо ребят проучить. Вижу - на крючке висит парик Ольги Михайловны. Длинный, кучерявый. Натянул парик, вылез по пояс голый и в соседнее купе стал стучать. Открыли они и спьяну глаза вытаращили. А я им этак торжественно-возмущенно:
- Что, суки, не верили?!
Смирнитский упал с полки и сломал руку. Мартынюк угрюмо пробормотал, обращаясь сам к себе:
- Допился...
У Сайфулина начались судороги. А лысый Кашинцев воскликнул с восторгом:
- Это, блин, жизнь! - и упал лицом в подушку.
Я удалился. А минут через пятнадцать они опомнились и стали ломиться в наше купе. Но строгая Ольга Михайловна их не пустила.
Весь гастрольный сезон Смирнитский ходил со сломанной рукой и смотрел на меня волком.
Искусство перевоплощения
Я на гастроли в поезд никогда не беру ни спортивного костюма, ни тапочек. Меня всегда пугает такая картина - через пять минут после отхода поезда в коридоре появляется какая-то странная спортивная сборная очень пузатых мужиков.
Я очень давно играю спектакль «Афинские вечера» и часто езжу в одном купе с Ольгой Александровной Аросевой. И если ночью я решал прогуляться, то надевал ее красивые, расшитые золотом тапочки, снимал с вешалки ее халат, тоже надевал его на себя и тихо-тихо пробирался по коридору.
Однажды, когда Ольга Александровна утром пошла в туалет умываться, она услышала себе вслед такую реплику: «Ну надо же, в парике такая красивая, такая изящная, а ночью ты б ее видела! Лысая, ножки тоненькие! Ну что ты хочешь, актриса. Преображается».
