Дмитрий Нагиев: «Людмила Гурченко до последних лет была сексуальной женщиной»
Дмитрий Нагиев очень много общался с актрисой в последние пять-шесть лет. Был ведущим торжества, когда Людмиле Марковне исполнилось 70, снимался вместе с ней в «Прапорщике Задове», обсуждал сценарии их возможных совместных фильмов.
- Когда мне позвонила Людмила Марковна и предложила совместно спектакль, я сказал, что с большим удовольствием. Она прислала пьесу «На двоих», я ее почитал. Мы не встречались еще тогда, я ее прочитал, перезвонил ей и сказал, что, Людмила Марковна, давайте искать дальше. Что я с вами готов играть и телефонный справочник, давайте попробуем искать дальше. Она прислала еще одну пьесу. Мы тоже сошлись с ней во мнении, что она не дотягивает. Я ей после этого говорю – Людмила Марковна, давайте я вас для начала приглашу посниматься в «Прапорщике Задове». Она говорит – Нагиев, вы дурак, я вам ради этого и звоню. Да, да. То есть, первый раз я столкнулся…
- Это было в каком году?
- Я не помню. Ну, четыре года назад, наверное. И она приехала. Мы с ней встретились на площадке. Я очень робел, даже не буду скрывать. Случайно зашел в гримерную, где наша гримерша Ирочка Кузьмина гримировала ее и помогала ей переодеваться. И я вдруг увидел раздетую Гурченко, она была в прекраснейшей форме, я ее увидел со спины. Ни одна мышца не дрогнула у нее на теле. Она сказала – не стесняйтесь, Нагиев, заходите.
Потом мы очень много смеялись. Поскольку мы работали много, долго, и день, и ночь, были моменты, когда она хохотала и говорила – ты второй человек, от которого я раскалываюсь на площадке. Я говорю – а кто первый? Она говорит – Ильинский. Можете представить разброс, да. И она часто бывала с поезда, но она работала феноменально. И выносливость просто потрясающая. И когда она забывала текст, ей наш режиссер Андрей Балашов говорил: «Людмила Марковна, ну что ж мы текст-то не держим?» Я говорю – что ты от человека хочешь, человек еще с Ильинским работал. Она кричала: «Сволочь» и бежала за мной с газетой. Удивительного чувства юмора, удивительной красоты женщина. И это все в кадре в программах есть. Мы в конце вставляли, когда прапорщик Задов гладит ее по спине – это все есть в программах – она начинает хохотать. Балашов говорит – прекратите оба. Она говорит – ну, подожди, когда еще Нагиев по спинке погладит.
И потом мы с ней встречались у нее на квартире, репетировали ее юбилей. Если вы помните, я вел ее 70-летие. Вот как раз и ответ – пять лет назад ровно. Я вел ее юбилей. Потом мы встречались еще. Ну, мы созванивались, не буду лукавить. Я звонил и ей, и Сергею. Но чаще старался дозвониться, конечно, до нее, поздравлял со всеми праздниками. И последний раз я позвонил ей два месяца назад, когда она начала немножко болеть. Я ехал на съемки. Набрал ее и сказал, что я очень ее люблю и чтобы она скорее выздоравливала и, надеюсь, что все будет хорошо.
- А два месяца назад что у нее было?
- Я не помню. Что-то начали писать. Что тяжело перелом проходит.
- Ну, перелом, да, у нее был не два месяца назад, немного меньше, - перелом шейки бедра.
- Вы знаете, два месяца назад она в больнице была. По-моему, она на неделю уезжала туда. Я просто не знаю, видимо, это было плановое лечение, плановый осмотр. Я ехал, услышал в новостях и набрал ее.
- Дмитрий, как вы думаете, в ней больше было вот такой смешливости или трагичности? Или все это как-то сочеталось, перемежалось? Вообще к чему она больше склонна была?
- Я думаю, что на фоне удивительной жизненной стойкости, а жизнь у нее была нелегкая. Нелегкая не потому, что именно ее жизнь трепала. А нелегкая еще и потому, что Людмила Марковна очень тяжелый человек. Знающий себе цену. Не всегда эта цена, которую она знала, была реальной. Зачастую она очень сильно занижала свою цену, где-то местами она ее завышала, из-за этого жизнь, в общем, была, как мне кажется, не слишком благосклонна. Как она говорила, а мы, естественно, обедали всегда вместе во время съемок. Я, видимо, один из немногих, кто работал с ней не один проект, а из серии в серию все-таки это было на протяжении долгого достаточно времени. Мы обедали вместе. В перерывах отдыхали вместе. Во время грима сидели рядом за столиками, поскольку мы снимались в квартирах, у нас были походные условия. В одной детской комнате гримировались, что называется. Много разговаривали, рассказывали. Она говорила, что с мужчинами не везло в жизни, не считая, наверное, последнего – Сергея. И, наверное, с нами, посторонними людьми, в частности, со мной, поскольку мы дольше всего с ней общались, она крайне юморная была. То есть, феноменальное чувство юмора. И действительно, когда она раскалывалась, у нее начала течь тушь. Я никогда не видел Гурченко такой, какой я увидел просто в жизни. Никогда не видел, чтобы она хохотала и говорила: «Сейчас описаюсь». Естественно, все, кого я знал, начиная от моей мамы и кончая моими знакомыми, приезжали потихоньку смотреть на нее. Мама сидела на площадке. Никогда мама этого не делала. Никогда и ни с кем, хотя я снимался с лучшими актрисами и актерами современности, мама никогда не приезжала. А здесь мама приехала и разговаривала с Людмилой Марковной, они сидели, пили чай. Для мамы это было достаточно приятно. Ну а Гурченко привыкла со знакам внимания такого рода.
- Они ровесницы?
- Моя мама, как ни странно, моложе. И они смеялись на тему, когда мама говорила: извините меня, но я в миллионный раз вам скажу, как и все обыватели, что я выросла на ваших фильмах. На этом они смеялись и Гурченко рассказывала разные случаи из своей жизни, когда к ней подходил старикашка и говорил: «Мне уже 65, я вырос на ваших фильмах». То есть, удивительного юмора человек, удивительной скромности. То есть, никогда ничего. Вместе с нами чай, вместе с нами сушки. То есть, удивительный.
- Никакого снобизма и чванства, я так понимаю?
- Никакого. Ведь эта поговорка, которая живет в кругах кинематографистов, когда девочки гримерши говорят – приехала какая-то молодая актрисулька и вела себя так ужасно, так ужасно. Посмотрите на Гурченко – приезжает и через 15 минут она готова войти в кадр. И ведь так и есть, это абсолютная правда. Людмила Марковна приезжала, говорила – припудрите мне носик. Хотя к нам она приезжала после пластической операции на нос и были видны еще швы. Припудрите мне носик, я через 15 минут готова. А если дадите чаю, буду премного благодарны. А тут приезжает какая-нибудь молодая актриса и мы ждем ее в кадре и час, и два.
- Да, она удивительной стойкости и мощи человек. Вы сказали, что она вам признавалась, что ей не везло с мужчинами. Скажите, вот была бы Людмила Марковна помоложе, вы б женились на ней?
- Вы знаете, я затрудняюсь вам ответить, поскольку Гурченко – это вот как воздух. Есть Гурченко. Есть Земля. Есть воздух. Поэтому сказать, что я женился – я не знаю, я ее воспринимаю как явление. Но то, что до последних лет это была сексуальная женщина – это абсолютно точно, я вам говорю свое мнение и мы с ней обсуждали ведь сценарий фильма.
- Какого?
- Сценарий фильм о странной любви женщины именно такого возраста и человека моего возраста. В общем, 40 и 70. Мы это обсуждали. Об изломанной, о сложной любви. И в общем мы как-то вот на уровне этих обсуждалок встречались и созванивались. Но так и не произошло.
- Да, как-то не случилось. Скажите, но как вы считаете, поскольку вы ее знали, может быть, в чем ее трагедия заключается? А мне кажется, что она есть? В чем трагедия этой женщины?
- Первая трагедия, главная трагедия этой женщины – что она родилась не в той стране. На такую актрису в любой стране мира, я имею в виду цивилизованной стране мира, работала бы целая индустрия. Здесь эта женщина была в каком-то забвении, вынуждена была сниматься не скажу что во второсортных, а, скажем так, сниматься в редких картинах, мы все ее картины можем пересчитать по пальцам. И петь со второсортными певцами.
- Не по размеру костюмчик, да.
- Нет, коротка кольчужка. И вторая трагедия – очень мощный внутренний стержень. Иногда этот стержень должен быть гораздо гибче. Тем более, в этой стране.
- И тем более у женщины, может быть?
- Тем более у женщины. И именно в такой последовательности. Первое – у женщины. Второе – тем более, у актрисы. И третье – в этой стране.
Вы знаете, что для меня большая честь, что у Гурченко в комнате стоит моя фотография. Стоят несколько актеров, где-то три, наверное, актера. Это то, что видел я.
- А кто еще там в этой компании почетной?
- Я не буду говорить. Некоторые из них не вызывают у меня никакого уважения. Но я вам скажу, что для меня большая честь. И, видимо, ее супруг Сергей не даст соврать, что моя фотография в том числе стоит, может быть, не в комнате, скорее, в холле. Да, это в холле, где они едят. То есть, в гостиной. Для меня это большая честь. Правда, эту фотографию подарил ей я. Я ей подарил в шутку на съемках свою фотографию. Возьмите. Как только выйдите со съемочной площадки – выбросите ее, чтобы я не видел, а то я очень плаксивый, пошутили мы с ней, посмеялись. И когда я приезжал к ней несколько раз, я видел эту фотографию в рамке. Для меня это большая честь. И мы на эту тему тоже шутили.
- А, может, еще какие-то вещи были в ее квартире, на которые сразу же обращаешь внимание?
- Могу сказать, что позор нации – это квартира, в которой жила Людмила Гурченко. Это позор всей нации, позор всем нам. Эта квартира была, дай бог, в 100 метров. Гурченко – это актриса не меньшего масштаба, чем Элизабет Тейлор. Давайте вспомним замок Тейлор и несчастный подъезд без консьержа…
- …и гололед, собственно, где она и поскользнулась.
- Да, да. Гололед, обычный двор без охраны. И подъезд без консьержа. То есть, это запах сырости и старого здания. Я думаю, что, если бы у нее была возможность, она не была бедным человеком, но у нее не было возможности жить в шикарном загородном доме, который она заслужила. А вообще, мы не должны приравнять были таких актрис, как Гурченко, я не шучу, я считаю, что это национальная программа должна быть, по уважению себя, по уважению нации, приравнять таких актеров, как Мордюкова, Гурченко, Тихонов, к национальному достоянию. И независимо от того, сколько они зарабатывают и какие у них пенсии, мы обязаны их хранить в замках в отдельных просто. Во дворцах. Это первые шаги к уважению нации к самой себе.
- Да, вы правы.
Фотогалерея "Какой мы запомним Людмилу Марковну Гурченко".
