Анастасия ВЕРТИНСКАЯ: «Не верю тем, кто объявляет свою семью кланом»
Коллекционное издание стихов Александра Вертинского «Желтый ангел» (издательство АСТ) вот-вот выйдет в свет. Дочь не похожего ни на кого певца народная артистка России Анастасия Вертинская по такому случаю впервые за долгие годы дала большое интервью - о себе, о семье и о круговерти вокруг.
«СТЕРВОЧКИ РАСТУТ!»
- Анастасия Александровна, это издание стихов вашего отца - какое-то особенное, отличается от прежних?
- Чистый шедевр - в кожаном переплете с золотым тиснением. Идея была в том, чтобы погрузиться в предметный мир Вертинского.
Мой друг, художник Юрий Леонидович Купер, появился в кабинете моего отца, который, слава тебе, Господи, в полной сохранности. Осмотрел наполеоновский стол с потертой кожей, отпечатки стакана с чаем, который когда-то папа пил, чернильные пятнышки, которые когда-то попали на этот стол... Из этих предметов он и создал изумительной красоты иллюстрации.
| |
- Вы родились уже после того, как отец вернулся из эмиграции. Правда, что СССР его со временем разочаровал?
- Да. Конечно, у него были толпы поклонников, люди передавали его пластинки, записанные «на ребрах», друг другу... Но он же был и такой запрещенно-разрешенный певец: никаких упоминаний в прессе, на телевидении, на радио. Официально пластинок не было. И он очень переживал... Но продолжал работать: пел в Сибири в зимние морозы, а в Ташкенте - жарким летом. Бытовая жизнь его порой была невероятно тяжела.
- Неужели он никогда не позволял себе расслабиться?
- В последних письмах он спрашивал: «Дала ли клубника усы?» Не потому, что он большой огородник. Просто бытовая жизнь была для него экзотикой. Не гастроли и концерты, а какая-то клубника, которая может дать усы.
И к нашему воспитанию относился легко - Вертинский был в восторге от того, что мы получали двойки. Говорил: «Ну прямо как я!»
- Часто получали двойки?
- Теперь мне кажется, что да. Школу я не любила и до сих пор не люблю - даже теперь, когда там мои внуки не очень хорошо существуют. Я туда даже боюсь заходить, она для меня осталась таким моментом травмы. Я всегда отставала, трудно запоминала, чувствовала себя изгоем, была хуже всех...
- Отец резкость в воспитании позволял?
- Разве что иронию. Я в детстве плохо очень ела, была очень худой. Однажды папа возмущенно посмотрел на меня и сказал: «Может быть, тебя кормить жареными сторублевками?» Никогда не было такого, чтобы он спрашивал, мол, почему у тебя такое поведение или почему ты не слушалась маму… Он всегда с восторгом говорил: «Это маленькие стервы растут!»
- Он вас отгораживал от жизни, которая была за окном?
- Да. У нас с Марианной было две бонны - одна французская, другая английская. Однажды он сказал моей маме: «Кажется, мы воспитываем их не как советских гражданок». И нас отправили в пионерский лагерь. Ничего страшнее в моей жизни не было! Когда мы уезжали, нам собрали два немецких фибровых чемодана: положили туда гамаши шерстяные, шапочки, шарфы. А когда мы приехали, у нас был один фибровый чемодан на двоих, в нем громыхало два предмета. Мне принадлежала голубая майка, где было вышито «Коля К», а Марианне - сатиновые черные шаровары, где было вышито «4 отряд». А весь лагерный, так сказать, сленг вошел в нас с полной неотвратимостью. После этого с экспериментами по превращению нас в советских гражданок было покончено.
|
«АКТЕРЫ - НЕСАМОСТОЯТЕЛЬНЫЕ МУЖЧИНЫ»
- А вы своего сына Степана так же воспитывали?
- Я воспитывала Степана одна, поэтому я была и за папу, и за маму. То есть я то была строгой, то ужасно его баловала. Вообще надо сказать, что баловать детей - это невероятное удовольствие! А сейчас я балую своих внуков и получаю выговоры от сына. Но я помню очень хорошо, как папа баловал нас. И, наверное, все хорошее, творческое, милосердное во мне от отца, а все жестокое, холодное, равнодушное - это от жизни.
- В вашей семье принято друг друга критиковать?
- Смотря в отношении кого эта критика. Мою маму трогать нельзя, она совершенно не желает этого слышать. И никогда не желала, потому что она была очень избалована моим отцом. Она была на 34 года его младше, и, когда говорила что-то восторженное или легкомысленное, он всегда долго смотрел на нее и говорил: «Боже мой, Лидочка, какая же ты мудрая!» Это было отношение взрослого мужчины к молодой женщине. А вот мы с сестрой критически настроены друг на друга. Я ей говорю правду, она мне говорит правду.
- А Степан?
- Все-таки у меня единственный сын, я берегу его мужское самолюбие и стараюсь говорить как-то очень опосредованно. Обращаю внимание на его ошибки, но не в тот момент, когда хочется это сделать, а чуть-чуть подождав. Тут еще важно, в какой форме высказать.
- Когда Степан сказал вам: я хочу заниматься ресторанным бизнесом, вы его поддержали или сказали: нет, нужно стать актером, продолжать традицию?
- Все было наоборот. Я не хотела, чтобы он стал актером, потому что это несамостоятельные мужчины. Мужчина все-таки должен отвечать за свою семью. Да Степан и не спрашивал меня, кем ему стать, он сам выбрал эту дорогу, и я уже увидела, что вот он решил стать ресторатором.
«ХОЧУ БОРЩ И КОТЛЕТУ!»
- Вы сами участвуете в ресторанном бизнесе сына. Для вас это отдушина, способ заработка?
- Это чистое хобби. Вот у меня бабушка была великой кулинаркой, она сибирячка, из семьи крупного железнодорожника. Знала всю сибирскую кухню - пельмени, пироги... У нас было принято воспитывать детей умеющими готовить, вязать, шить, писать стихи, знать языки... Никогда не знала, что из этих умений мне пригодится в жизни, но выяснилось, что пригодилось как раз умение готовить. Но поймите правильно, я в ресторане не стою, не чищу картошку. Я творю эту еду.
- Ваши личные предпочтения в еде - из области изысков?
- Вовсе нет. Я вообще считаю, что наша эрогенная гастрономическая зона находится в детстве. Потому что, когда вы очень голодны, вы же не говорите: эх, сейчас бы я съел ризотто с чернилами каракатицы? А говорите: «Сейчас бы борща с котлеткой». Я очень просто отношусь к еде. И к диетам. Я лучше внукам сказку почитаю.
«ЗАЧЕМ МНЕ СКРЫВАТЬ СВОЙ ВОЗРАСТ?»
- Внуки радуют?
- Моей старшей внучке Александре 17 лет, она учится в МГУ на факультете истории искусства. У нее своя жизнь и другой способ общения - она переписывается эсэмэсками с друзьями, и ты в эту эсэмэску не встрянешь.
В нашей семье и по линии Вертинских, да и по линии Михалковых не было ни одного человека, кто бы хорошо учился. Зато потом все жадно наверстывали. Вот и она такая же. А у младших внуков, Васи и Пети, едва идет воспитание характеров. И мне кажется, что в этом обязана присутствовать бабушка.
- Понятие семьи для вас не абстракция? Бывает, люди номинально являются семьей, но это для них не повод встречаться, вместе отмечать праздники…
- Конечно, мы не какой-то клан. Думаю, что люди, которые объявляют свою семью кланом, немножко врут. Я не верю, что сейчас существует такой образ жизни, когда все поколения могли бы сесть вокруг старшины и внимать. Что касается моей семьи, то если судить Степана по частоте звонков, то он самый плохой сын. Потому что он может мне не звонить неделю, а порой даже две. Но я всегда знаю, что, если мне что-то нужно, он моментально будет этим заниматься. Семья - это те, кто приходит к тебе на помощь. Необязательно они должны сидеть вместе и обедать за одним столом.
