Священника сыграл Сергей Маковецкий, с которым я побеседовал незадолго до премьеры картины.
Между пародией и благостностью
- Вы еще во время съемок фильма говорили, что эта роль для вас особенная. Почему?
- Из-за доскональности и потрясающего внимания к деталям. Вот есть, скажем, сериал «Доктор Хаус», в котором зазор между реальностью и художественным миром может быть сколь угодно большим. А мы работали в условиях, когда шаг влево - и получится пародия, шаг вправо - благостность, которой никто не поверит. Роль в «Попе» стала для меня исключительной. Когда у тебя в руках наперсный крест 1837 года, приходится выверять все по микронам.
- В персонаже, которого вы играете, скрыто множество парадоксов. Он оказывается на оккупированных территориях и фактически соглашается сотрудничать с захватчиками.
- Я понял, о чем вы говорите. Но это парадокс не нашего фильма и не моего персонажа, это парадокс истории. Про Великую Отечественную мы до сих пор не знаем очень многого - причем не из-за каких-то там засекреченных документов, а из-за собственной нелюбопытности. А там ведь много было такого, что не укладывается в официальную версию. Я перед съемками изучил много исторических трудов о войне и сам поразился чудовищным фактам. Вот вы знали, что после победы в лагеря отправились многие советские солдаты, дошедшие до Берлина? Отправились они туда по простой причине - потому что оказались на чужой территории. Я, честно скажу, не примерял на себя историю отца Александра. Я просто пытался осмыслить: а почему он поступил именно так? Каково было ему, до конца оставшемуся верным своему призванию, узнать, что избранный Патриарх Московский предает его анафеме? Я ужасался от осознания того, что пришлось пережить священникам Псковской миссии.
Пропаганда и реальность
- Про неоднозначность реальных персонажей как раз понятно. Но у нас ведь сейчас любое отступление от официальной версии рассматривается как попытка пересмотра истории. Не боитесь, что ветераны обидятся?
- Давайте не будем трогать ветеранов. Они заслужили, чтобы к ним относились с громадным уважением… Но за долгие годы, прошедшие со времен окончания войны, картинка в их памяти сгладилась. Они сами, кажется, поверили в официальную пропаганду, которой всех нас обрабатывали не так много лет назад. И вот уже, прикрываясь ветеранами, в Москве собрались вешать портреты Сталина. Слава Богу, что передумали. Вот в финале фильма за моим персонажем приходят сотрудники НКВД. Скажете, что этого не было? Или, может быть, советские партизаны не убивали священников только потому, что те согласились служить на оккупированных территориях? Надо понимать, что все жители страны, оказавшиеся на этих территориях, были между молотом и наковальней. И для служителей церкви не было особой разницы, кто придет их убивать - свои или фашисты. И, даже несмотря на это, священники продолжали бороться за свою страну. Фильм ведь именно об этом, а вовсе не о том, кто во время войны был хорошим, а кто плохим.
- Для того чтобы сыграть священника, обязательно быть верующим?
- В моем случае да.
- Я почему спрашиваю - вы за один год сыграли и в «Попе», и в «Чуде» Прошкина, в котором вам досталась роль чиновника, уполномоченного по делам религии. Вам, как человеку верующему, сложнее было играть воинствующего атеиста?
- Нет, что вы, роль в фильме Хотиненко мне далась гораздо тяжелее. Мой персонаж в «Чуде», он же такой провокатор. Там можно было позволить себе отклонения от реального образа.
Балабанов и Михалков
- Многие режиссеры, единожды поработав с вами, вновь дают вам роли. Так было с Хотиненко, Балабановым, Михалковым… Вы считаете себя фирменным актером кого-нибудь из них?
- Нет, конечно. Отношения актера и режиссера - это достаточно личные отношения не потому, что они ездят друг к другу в гости ежедневно. Существует невероятная личностность, родство душ. Это грубо звучит, но, наверное, именно так можно назвать ситуацию, когда люди слышат друг друга, думают в одном направлении...
- Тем не менее вы отказались сниматься в балабановском «Грузе 200» в роли преподавателя научного атеизма. А ведь роль писалась для вас. Не жалеете сейчас?
- Я хотя и не сыграл в «Грузе 200», но согласился в итоге озвучить роль этого преподавателя. А жалеть о чем-то... Зачем?
- В свой новый фильм, который как раз сейчас снимается, Балабанов вас, однако, не пригласил.
- Значит, для меня не было работы. Это нормально. Режиссер должен снимать тех, кого он считает нужным.
Одна война
- В прокат с небольшим перерывом выходят два фильма, в центре повествования которых Великая Отечественная: «Поп» и «Утомленные солнцем-2». И к обоим вы имеете непосредственное отношение.
- Да, у Никиты Сергеевича я сыграл смершевца. Это очень интересная роль. Ведь эти люди были совсем неглупыми, они все прекрасно понимали. Была директива сверху: все, кто оказался на оккупированных территориях, - предатели. И существовало много людей, которые сражались в подполье, но потом не смогли этого доказать. И они попадали в штрафбат. Вот мой персонаж - он как раз отправляет людей в штрафбаты.. Безумно интересно было играть. Я уже смотрел некоторые сцены из фильма. И там есть фантастически простые и одновременно фантастически страшные сцены. Думаю, у Михалкова получилось что-то грандиозное.
- А про современные войны надо снимать фильмы?
- Это очень опасно. Обязательно должно пройти какое-то время, чтобы режиссеры смогли рассказать правду. Война в Чечне, к примеру. Представляете, что будет, если режиссер из Москвы и режиссер из Грозного начнут снимать каждый свой фильм об этих событиях? Мы получим две точки зрения, ни одна из которых не будет истинной. Современные войны можно снимать только с помощью документальной камеры. Современность вообще сложно снимать, не сфальшивив.
- Современная действительность интересует только молодых режиссеров - мэтры предпочитают осмыслять прошлое.
- У молодых зато прекрасно получается. Взять хотя бы сериал «Школа». Как там все профессионально сделано! В «Школе» документальная манера съемки приводит к тому, что рождается хороший художественный эффект. Германика потрясающе чувствует среду, о которой снимает. И я рад, что такая филигранная работа режиссера появилась на телевидении.